– Только бы никто не увидел… – Лера на всякий случай еще раз обернулась на пустынный берег и, убедившись, что свидетелей нет, легла животом на бетонное ограждение. Балансируя ногами в воздухе, чтобы не потерять равновесие, протянула руки к воде и замерла.
В Стэйфсе мало кто обращает внимание на чужие причуды. Корректности англичан в отношении местных или приезжих фриков можно только позавидовать. Даже если кто-то вдруг в разгар шторма встанет на голову на самом краю волнореза, они быстрее позвонят в береговую охрану, чтобы спасатели держались наготове, чем скажут хоть слово рисковому чудаку.
Но Лера, прожив в этой странноватой деревне без малого полтора года, все еще была далека от такой внутренней свободы, а потому предпочитала дурковать, только когда никто не видит.
Балансировать на плите, весело задрав ноги, казалось простительным для 15-летней девчонки, какой она все еще ощущала себя в душе. А вот для 28-летней по паспорту, да к тому же замужней леди – уже было чересчур. Но ей вдруг так захотелось поймать прохладную волну в ладони и отключиться на время от реальности и собственных мыслей. Энергия воды здесь, у края волнореза, пенилась особенная – дикая, близкая, почти родная. Хотя на побережье Лера раньше и не жила-то никогда…
Море, несмотря на погоду, выглядело на удивление притихшим. Ворчливые тучи качали раздутыми от напряжения боками совсем низко. Но ветер, задувавший с берега, лишь слегка волновал поверхность воды.
Однако покоя не ощущалось. Затаившись перед надвигающейся бурей, море будто бы специально подманивало к себе, гипнотизировало по-змеиному, чтобы в миг, когда жертва утратит бдительность, совершить фатальное нападение.
В такие дни оно казалось особенно глубоким, почти бездонным – не столько от мрачной поверхности воды, вбирающей в себя все оттенки потяжелевшего неба, сколько от ощущения внутреннего напряжения, которое клубилось и разрасталось под обманчивой гладью, рискуя вырваться на поверхность и разметать все в щепки, подобно древнему чудовищу морских глубин.
Лера вытянула руки, коснувшись воды едва-едва, одними подушечками пальцев, и тут же отдернула их, зябко сжав кулачки. За все это время она так и не смогла привыкнуть к пронизывающему холоду Северного моря. Но оно продолжало манить. Озноб пробегал от пальцев к плечам, отключая чувствительность не только тела, но и мыслей. И Лера искала этой внутренней тишины, приходя к морю в смутные дни своей эмигрантской жизни.
Она выдохнула и опустила руки в воду по запястья. Закрыла глаза. Как обычно, спустя пару секунд суставы перестало ломить, и только по коже время от времени пробегали слабые разряды будто бы электрического тока. Но эти ощущения были даже приятными.
В такие моменты Лера верила, что море – живое, и между ними – особая связь. Она растворялась в этой легкой игольчатой боли, плыла ей навстречу, протискивалась через нее, открываясь потоку. Через какое-то время обычно приходили ответы на вопросы, которые она не решалась задать никому и часто – даже себе. И таких вопросов в последнее время накопилось много… Поэтому она частенько ходила к морю, как к личному терапевту, правда не всегда могла разгадать полученные инсайты. Но на какое-то время становилось действительно полегче.