– Вчера я пытался навести порядок в кабинете, – задумчиво изрек Биран, перебирая стопку пергаментов.
– И? – не отвлекаясь от изучения полученной магограммы, уточнила я. То, что у напарника периодически наступают дни чистоты, я поняла давно. Даже смирилась с тем, что после его порядков я по полдня ищу важные улики и свитки на собственном рабочем месте.
– У тебя на столе я обнаружил волосы трупа, измазанные какой-то зеленой дрянью, отрубленный палец великана и завернутый в объяснения свидетеля шоколад.
– И? – повторила я, пытаясь соизмерить пиковые значения с теми, что хранились в архиве. Что-то я упускаю, хотя интуиция подсказывала: разгадка близка. Черт бы побрал этих магов – вечно с ними какие-то проблемы!
– То есть ты полагаешь, что хранить на столе палец великана нормально? – театрально приподняв брови, поинтересовался Биран, облокачиваясь на спинку стула.
– На нем же заклинание заморозки, – неуверенно ответила я, рыская по столу в поисках списка дежурств по отделу.
– Поправка. Держать на столе замороженный палец великана – это вполне себе адекватно?
– Биран, – недовольно отвлеклась я. – Позволь тебе напомнить. Ты уже год работаешь в следственном отделе по расследованию магических и немагических преступлений. Причем работаешь не в управлении, и даже не в центральном околодворцовом районе, где муха без разрешения старшего следователя не пролетит. А в Ландивичево, где срезать кошель у прохожего – то же самое, что и зевнуть, не прикрывая рта. Тут нет понятия «хорошо», «плохо» и тем более «нормально», а отрубленный палец на столе – неизбежность. Особенно после того, как нам отказались выдавать новое помещение под архив.
– Опять воюете? – в кабинет вошел Эликсанд Дак – наш с Бираном начальник. Вытянув полную шею, он стал что-то выискивать на моем столе. Так вот чей шоколад вчера изъял напарник! Лично я сладкое на дух не переношу с самого детства. А вот полноватый глава отдела вполне походил на любителя сладостей.
– Даже не ищите, – с притворным сочувствием вздохнула я. – У Бирана вчера засвербело в причинном месте, напал чистотун, и все важнейшие улики, включая вкуснейший долорийский горький, отправились в корзину…
– Я ничего не выкидывал! – возмутился напарник, не ожидавший подобной подставы.
– Ну, или своему прожорливому кактусу скормил, – мстительно ответила я. Что уж поделать – этот мерзкий цветок я не любила даже больше, чем порядок на столе и шоколад, вместе взятые. – Он у тебя любит улики подъедать.
– Во-первых, Жорж Жоржастик не кактус! – обиженно протянул друг. Спорить с тем, что его нелепый представитель флоры сжирает важные улики, Биран не стал, слишком много примеров было для обратного. – А во-вторых, я сложил все в короб, нижняя полка слева. Шоколад как раз между образцами кожи утопленника – ну… того, что местные ундины на дно утянули за долги, – и нескольких объяснений, взятых с леших.
Эликсанд поморщился – он настолько давно находился в должности главы, что об истинной расследовательской деятельности узнавал только из наших с Бираном отчетов. Жорж Жоржастик примерно затаился за стопкой бумаг, шефа он побаивался, потому при нем активно строил из себя обычный цветок.
– Опять воюете, – поморщившись, повторил он уже утвердительной интонацией. – Кира, Биран, вы забыли, кто мы?