Читать Целомудрие миролюбия. Книга третья. Миротворец

Изначально мною были написаны три повести, которые однажды я решил объединить в одну книгу, и назвал я ее Целомудрие миролюбия. В 2021 году я понял, что такая объемная книга может существовать, но лучше будет поделить ее на три тома, так как сейчас она затруднительна для прочтения. С тех пор, как все три повести были написаны и опубликованы, мое мировоззрение не кардинально, но изменилось. О чем я написал в своей книге Агнозис. Поэтому некоторые мысли и смыслы данных книг мне не импонируют, в особенности их теизм. Впрочем, персонажи, которые я придумал, могут быть разными и потому они различаются своим мировоззрением, они обречены оставаться теми, кто они есть. Я же в свой черед, постоянно совершенствуюсь. Я остаюсь всё тем же пацифистом, девственником, трезвенником и вегетарианцем. Когда я пишу о девственности и пацифизме, я знаю, о чем я пишу и о чем я когда-то писал. В книге Миротворец я повествую о человеческой добродетели миролюбия.

“Вы слышали, что сказано: “око за око и зуб за зуб”. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую”.

Евангелие от Матфея. 5:38,39.

“Да не будет ни злобы, ни войны,

ни врагов, но одна любовь да царствует”.

Старец Силуан.

“Может быть, именно гоблины изобрели машины,

поколебавшие устои мира, в особенности – машины для убийства”.

“Властелин колец”. Джон Р.Р. Толкиен.

Михаил судорожно перебирал образовывающиеся мысли, пытаясь извлечь из них самое главное, исключительно важное, самое великодушное, мудрое. Трепетно озираясь по сторонам, волнительно колеблясь с представлением своего своевольного реферата, он трясся телом не от злобящегося страха, но от величия данного мгновения, ибо все предыдущие годы своей жизни, он мечтал о подобном мировоззренческом становлении. Вот он взошел на трибуну и ему позволили провозгласить слушателям свое мировоззрение. Будучи никудышным оратором, он радуется той оказанной чести. Прямодушно, без человекоугодия и раболепства, без оправдания пороков и отвергнув в речи своей всякое прославление греха, испытывая душевный подъем, он говорит о совершенстве жизни, не претендуя на лавры великого мыслителя. Ибо речь юноши не отличается кружевной красотой слога, впрочем, в столь волнительное время, нельзя не поколебаться в голосе, который у него тих и немощен, по-детски мягок, высок легкостью, но лишен громогласности. Михаил кроток, скромен, несколько труслив, и это хорошо, ибо Господь благоволит боязливым. Многие называли его безвольным и слабохарактерным, ныне его называют своевольным, одни считают, что он не способен любить, другие называют его любвеобильным. Однако те и другие не ведают, сколь духовно силен оный робкий юноша, сколь искренно верен он своей истине. Его честность доказуема отношением общества к нему, ибо оно скоро будет гнать и поносить сего тихого оратора, люди будут корить его, даже ненавидеть, отлучать, гнать, только за то, что он исполняет миролюбивые заповеди Божьи и верит в миролюбивого Бога.

Высокопарность в данной занимательной ситуации не имела место быть в его речи. Не было ни противоречий, ни абстрагирования, наблюдалось только гармоничная подача мысли, с прерывистым придыханием стучалась в двери душ присутствующих будущих политологов, искусствоведов, профессоров, богословов, экономистов, психологов, учителей. Многочисленным синедрионом они вначале с пренебрежением вслушивались в слова доклада, который приготовил для слушателей робкий Михаил, а в конце с заинтересованностью обратились во весь слух. В последующих строках оное аргументированное мнение, тот импульс чистого сердца, то мироощущение души, будет оглашено читателю со всею дотошностью и эмоциональной диафрагмой, оная речь станет ключевым действом всего произведения, после коего решится судьба сего оратора и всего произведения в целом, ибо одни продолжат чтение, а иные оставят свое просвещение. Впрочем, не ради одобрения живет каждый из нас на свете, ибо прежде всего нам необходима милость Божья, лишь провидение докажет правильность того или другого создания. И, безусловно, совесть, которая неукоснительно своевременно напоминает нам о добродетели и укоряет за преступление против бессмертия души. О добродетели затрубит следующее повествование Михаила: