«Казнь бамбуком применялась в древнем Китае к осужденным за воровство. Жертву раздевали догола, привязывали за руки к шестам и сажали на корточки над порослью молодого бамбука. Быстрорастущие стебли, для верности заостренные заботливой рукой палача, прорастали сквозь преступника, и он умирал, испытывая невыносимые страдания».
Шел дождь. Грозовые тучи сворачивали крылья и несли тяжелое, распухшее брюхо на восток. У линии горизонта били молнии, соединяя небо и безбрежный Океан.
Свинцовые волны вздымались и опадали, разбиваясь о невысокие борта двухпалубной яхты. Постепенно ветер стих. Сквозь проплешины в низких облаках показалось солнце. В косых столбах света блестели струи дождя. Тяжело били волны, подражая выдоху огромного усталого животного, а сверху, зияя дырами в предзакатных облаках, проглядывала небесная синь.
Ослепительная лазурь проясняющегося неба абсолютно не интересовала капитана, стоявшего в рубке. Он прижимал к глазам бинокль, напряженно осматривая горизонт. Метрах в тридцати от судна на волнах качался темный предмет.
– Капитан, точно тебе говорю, дохлый дайвер. Как я и сказал.
Стоявший рядом с капитаном у румпеля помощник – худощавый мужчина лет тридцати пяти нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Левую сторону давно небритого лица чертил заживший шрам от ожога.
– Остынь, Горбач, – досадливо отмахнулся капитан. – Без тебя вижу.
Ему в ответ хмыкнули. Капитан отлично понял скрытый смысл короткого смешка. Поначалу все, включая двух матросов и кока, приняли темный предмет за обломок кораблекрушения. И только старпом, задумчиво почесав красную полоску шрама, заявил:
– Это дайвер. Точно говорю.
Капитан, уверенный в своей правоте, приказал уменьшить обороты двигателя для того, чтобы лишний раз ткнуть Горбача – и так в последнее время наглого без причины – лицом в дерьмо. И надо ж такому случиться? Сорвался показательный урок – мозгляк оказался прав. Теперь уже сомнений не оставалось: на волнах лицом вниз качалось тело человека.
– И костюмчик на нем… того, – плотоядно облизнулся Горбач, когда яхта подошла ближе.
– Захлопни пасть, наконец, – проворчал капитан и скомандовал, отрывая окуляры от глаз. – Самый малый вперед. Стоп машина.
Яхта легла в дрейф. Капитану не нужно было объяснять себе, за что он терпит склочный характер старпома, его вечное желание в каждой бочке служить затычкой.
Как будто опережая на секунду команду, судно, сбросив ход, медленно приблизилось к утопленнику.
Когда капитан грузно ступил на палубу, там уже суетились все, кому не лень. Хотя, казалось бы, экипаж и так был сокращен до неприличия, особенно, исходя из метража яхты. На борту остались помощник – он же механик, кок – он же врач, да два матроса. Вот эта малочисленная команда и путалась теперь под ногами капитана у левого борта, спуская на воду трап и вполголоса оценивая добычу.
– Говорю тебе «сухой»! А ты «мокрый, мокрый», – передразнил товарища низкорослый парень с изъеденным оспой лицом.