Читать Вознесение
Если меня спросят…
Зачем мне понадобилась булавка? А подумать? Пораскинуть мозгами? Взглянуть на мою позу, на то, как напряжены мои ноги, руки и прочие члены, на то, как я смотрю перед собой, вглядываясь во что-то маленькое и глянцевое, покоящееся на мокрой ладони? Ну что, есть догадки? Что же это, совершенно ни одной? Я подскажу: булавки созданы человечеством для того, чтобы прокалывать, соединять и порождать… Нашлись мыслишки? Правда? Я верю. Секунда. Иголка. Презерватив. Вонзаю.
Прячу резинку в кармане и возвращаюсь в комнату. К любовнице или любимице? Кто она такая? Она такая, кто? Кто она, такая? А имя? Есть, было ведь имя? Говорила она? Сколько же имен, черт, в голове имена, ну зачем, откуда они берутся, ведь кто-то придумывает, сидит в кабинете, записывает на листочке и документально подтверждает, что имя-то такое-то зарегистрировано, с печатью, числом и подписью, и на что они, такие взъерошенные, непоседливые, игривые? Столько имен… Но зачем? Десятки, десятки женских имен, почему нельзя быть проще, называть их непринужденно и весело: "Инкубатор №1", "Инкубатор №2", "Инкубатор №3", почему? Цель-то одна, одна цель у каждого человека, одна-единственная, остаться, остаться, остаться, зарегистрировать и зарегистрироваться, спастись и успокоить себя… Простой ведь, вроде бы, инстинкт, но откуда тогда имена, откуда они все берутся?! Проще же. Так ведь проще…
Белые халаты и полотенца? Для того, чтобы удобнее было прятать следы. Не видно. Белые пятна впитываются в ворс и… Не видно. Халаты и полотенца относят в прачечную, кидают в большую пластиковую бочку и стирают, стирают, стирают, след за следом. Белое подобие ДНК. Для особо извращенных. Но это почти что не важно, а так, если меня спросят. Впрочем, мало кто интересуется. Вообще никто. Хорошее место. Однокомнатный номер с двуспальной широкой кроватью и огромным окном. Категория "Комфорт", это же не мотель какой-нибудь. Все для тебя, любимая, ты слышишь?
Тело лежит и вроде бы даже постанывает. Зазывает? "У-у-у-у-у-у-у…" – вот такой вот звук. Как сова. Филин? И правда, напоминает филина… Да черт с ними, с птицами, что если добавить этот рев в развивающие детские книжки? "Му-му" – мычит коровка. "Гав-гав" – лает собачка. "У-у-у-у-у-у-у…" – зазывает тело. Отличный бы вышел законопроект. "О предотвращении смущающих звуков, возникающих вследствие подготовки длительного полового контакта". Предупрежден, значит вооружен.
Я в общем-то и готов. Натягиваю дырявый скафандр и задерживаю дыхание… Выпрямляюсь, группируюсь, ныряю… Мария, Лизавета, Света, Верочка? Нет, не вспомню… Не вспоминается. Имена, множество имен. Множество множества. Было, есть и будет. Значит так, я буду называть ее по-своему. Какая, к черту, разница? Выдумаю, а что остается? Помада у нее сладкая, сладкая это… Это хорошо, что сладкая, подсластит жизнь. Но имя-то придумать? Сладким бывает мороженое. Шоколад, мармелад и сахар. Простое какое-нибудь, на уровне прозвища, могу же я как угодно обозвать это тело? Ириска. Вполне себе оригинально. Запоминающееся. Пусть будет вот так, вместе с отчеством: Ириска Ирискина. Пф! Осталось только поставить печать и расписаться.
Час-полтора, сколько ей нужно? Все еще пьяна? Плохо впитала вино, вон оно как… Представляю, что в итоге получится, с такими-то, мать, исходными. Три ноги, три руки, олигофрения. И жизнь под откос… Сладкие абортов не делают. Сладкие – люди потерянные. Сладкие – люди отчаявшиеся. Что ж, будем надеяться. Так, ладно, стыкуемся… Присовокупляемся. Выпускаем шасси… Касаемся взлетной полосы… Полетели. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, теперь я перестану думать, перестану думать, перестану думать. Иначе все испорчу – непременно испорчу.