КИЕВСКОЕ СИДЕНИЕ
(Святая Благоверная Княгиня Ольга)
Как вороны стаей необъятной на поживу слетелись, и куда не обрати взор – до самого горизонта черно от поганых, самое солнце потускнело в дыму кочевых костров… При виде печенежского стана так и заходилась в гневе душа Первуши. Так и вставал перед глазами полыхающий родной погост1, бездыханное тело матери со стрелой в нежной груди, отец, окровавленный и из последних сил отбивающийся от доброй дюжины кочевников… Как они не изрубили тогда Дружину Всеславича? Пожалуй, изрубили бы, да печенежский князь, отдавая дань дивной силе богатыря, не велел убивать его, но только полонить.
Так, оказался Первуша с отцом в полоне у поганых. Полюбилось князю зрелище, как русский богатырь руками мечи да копья ломает, как двух коней удержать способен в могучих руках своих, как ни один из собственных батырей его не может совладать с ним. Так прошел год. Но, вот, раздалось всем окрестным с Русью племенам знакомое:
– Иду на вы!
Так объявлял о походах своих славный и необоримый киевский князь Святослав! Войско его всякому войску войско! Не сброд в нем, но богатыри отборные, своему князю под стать! Не ведали они ни поражения, ни страха, как не ведал их Святослав. Он как будто уже рожден был с мечом в руках и на добром коне, и перунов дух почил на нем. Вся жизнь князя проходила в походах. Он спал на конском потнике, положив под голову седло, а ел испеченное в углях мясо, не беря с собой котла и не варя похлебки. Славная битва да богатая добыча – вот, чем жили русский князь и его рать. Страх неведом был этим людям.
– Не посрамим земли русской, ляжем костьми! Мертвые сраму не имут! – в самых отчаянных положениях возглашал славный воитель и… попирал смерть копытами своего коня!
Весть о приближении Святослава всколыхнула кочевье! Знали они о необоримости удалого русского князя и вскоре испытали ее на себе. Печенеги были обращены в бегство, их шатры преданы огню, а пленники обрели, наконец, свободу.
Как и печенежский князь подивился Святослав на Дружину Всеславича и приблизил его к себе. С той поры отца Первуша почти не видал, ибо пропадал он в дальних походах со своим князем, покрывшим себя великой славой во многих языцех. Хотел бы и Первуша мужествовать с ним да не вошел еще в лета о ту пору, как ушел отец в последний по времени поход.
Основался князь с ратью своею в земле Болгарской и возжелал остаться в ней, как в стране, взятой им самолично, а не полученной по наследству, и как туда все богатства, все добро со всех концов света стекалось. В Киеве же оставил он править старуху-мать при малолетних княжичах.
Стиснул Первуша кулаки, не отводя взгляда от вражеских шатров. Ну, как раздалось бы теперь победоносное:
– Иду на вы!
Прочь бы побежали поганые, не дожидаясь расправы! Они оттого лишь и осмелели так, что прознали о дальнем отсутствии необоримого князя, решили, что некому теперь защитить стольного града!
На ступенях лестницы, ведущей на крепостную стену, раздались шаги. Старая княгиня вместе с внуками и приближенными поднималась, чтобы собственными глазами видеть осадившего ее город врага. Такое восхождение совершала она всякий день, долго-долго смотрела в почерневшие степи…