В карьере Дуайта Эйзенхауэра был период, когда он занимал пост президента Колумбийского университета. С тех пор о нем рассказывают одну апокрифическую историю. В первые послевоенные годы учебное заведение быстро росло, вследствие чего потребовалось расширение университетского городка. Между двумя группами планировщиков и архитекторов возник горячий спор о том, где следует проложить пешеходные дорожки. Один лагерь настаивал на очевидном – не требующем доказательств! – решении: как понятно каждому разумному человеку, дорожки должны быть проложены так, так и так. Другой лагерь, апеллируя к очевидным, не требующим доказательств и рациональным доводам, утверждал, что дорожки следует построить совершенно иначе. Согласно легенде, выслушав обе стороны, Эйзенхауэр распорядился отложить обустройство дорожек на год. Прошло время, и дорожки были проложены в соответствии с тропинками, протоптанными студентами. Ни один из представленных специалистами чертежей не соответствовал рисунку, созданному студентами, предоставленными самим себе. История рассказывает нам о двух принципиально разных мировоззренческих установках: должны ли институты предписывать, куда нам следует идти, или они предназначены для того, чтобы оказывать помощь в поиске кратчайших путей к нашим собственным целям?
Кевин Уильямсон. Конец близок, и он будет потрясающим: как банкротство сделает Америку богаче, счастливее и безопаснее
Эта история истинна, даже если, скорее всего, все было совсем не так. «Истина» скрыта в глубоком понимании того, что институты стремятся (должны стремиться) продвигать общедоступные, свободные от ограничений инновации. Или, как точно и кратко заметил китайский писатель Лу Синь, «она (надежда) – как дорога: сейчас ее нет, а люди пройдут – и протопчут».
Появление «дорог» вокруг нас подчиняется простой логике: сокращение трансакционных издержек благоприятствует свободным от ограничений инновациям, направленным на более эффективное использование избыточных мощностей. В результате все больше людей получают за меньшие деньги удобный и необременительный доступ к нашему имуществу, самым разным вещам. Рынки являются или могут быть формой совместного потребления, потому что зачастую люди хотели бы использовать вещи, не (обязательно) приобретая их в собственность. В какой-то степени так было, есть и будет. Например, я никогда не владел ткацкими станками и швейными машинами, на которых изготавливалась моя одежда; просто в какой-то момент на несколько минут я вступал в совместное пользование ими и тут же возвращал владельцам. Однако современные темпы изменений и распространения практик совместного пользования беспрецедентны. Вопрос: почему мы отдаем предпочтение собственности, а не совместному использованию? Ответ: дело в трансакционных издержках. Но уже совсем скоро все изменится.