Они убили её. Убили, погрузив перед смертью в океаны боли и страданий, разрезая её юное тело на лоскуты и уродуя тёплую, ещё живую плоть. Её крики крепко впечатались в моё сознание, неся страшную весть, которая снова и снова крутилась у меня в голове: «она мертва, её больше нет».
Когда чудовищный ритуал был окончен, они открыли дверь, впуская в полусумрачную комнату, ставшую мне тюрьмой, тусклый свет, и пронесли тело мимо меня, давая возможность в последний раз взглянуть на свою сестрёнку. Но… было бы лучше, если бы я не смотрел. Мёртвая четырнадцатилетняя девушка, которая лежала на древних носилках, была настолько обезображена, что не вызывала во мне никаких тёплых чувств, только ужас и отвращение.
Живот сестры был изуродован огромным вертикальным разрезом, из которого виднелись внутренние органы и вываливались кишки, одна из которых тянулась по полу, оставляя кроваво-слизистый след. Её нос, как веки и губы были грубо отрезаны, а оставшиеся на голове волосы – оплавлены. Глаз у тела также не было, и глазницы сверкали жуткими провалами. Вдобавок ко всему, всё тело было испещрено небольшими тонкими ранками, кровь из которых залила всё тело.
Ошалело подняв свои обезумевшие от увиденного глаза, я встретился взглядом с одним из чудовищ, проделавших это… Она злобно улыбнулась мне, словно говоря: «Вот и всё. Скоро придёт и твоя очередь.»
Когда тело почти вынесли из комнаты, кишечник, ползущий за девушкой по грязному полу, зацепился за торчащий из старого паркета гвоздик. Кишки быстро размотались до упора, окончательно вывалившись из нутра наружу. После чего часть, зацепившаяся за металлическое препятствие, всё-таки порвалась, выпуская зловонную коричневую массу. Заметив это, женщина приказала мужчине, который ей помогал тащить тело, остановиться. Положив носилки на пол, они, словно старое вонючее тряпьё, брезгливо и неаккуратно побросали кишки прямо на тело девушки. Тут я не выдержал и упал на колени, высвобождая остатки отвратного ужина и захлёбываясь слезами.
Когда я пришёл в себя, то обнаружил, что за небольшим окном подвала, в котором меня держали, становилось светлее – близился рассвет. Справедливо полагая, что мучители поднялись наверх, дабы отдохнуть, я понял, что пора действовать. Жаль только, что план побега не пришёл в мою голову раньше, когда сестрёнка ещё была жива.
Проковырявшись минут пятнадцать, я вытащил из старой стены осыпающийся кусочек кирпича, который заметил с самого момента заточения. Держа его в руке, которая была прикована наручником к вертикальной довольно тонкой металлической трубе, я медленно полез по ней вверх. Кое-как добравшись до самого потолка, я, глубоко дыша и изрядно вспотев, замахнулся кирпичом, и что было мочи стукнул по проржавелому участку, обмотав его тряпкой для звукоизоляции.
– Хрясь! – звук удара глухо отразился от стен, больно врезаясь в перепонки.
– Хрясь! – труба, наконец, лопнула.
Быстро вернувшись на пол, я кое-как вставил ещё более осыпавшийся кирпич в кладку, смёл руками образовавшийся мусор в угол и лёг на пол, притворившись спящим.