Лес мчится, шалея от травли фабричной
Коричневой далью —
От этой росистой и мглистой и клятвопреступной отчизны,
Где рос он, где мы вырастали с заложенной в сердце печалью,
Что будет нам некуда деться, как только впотьмах очутиться.
За поручень корабельный – а где это, кто это?
Иденом, Грином, Гарольдом —
Да нет, безобидною… праздничной молью —
Туда за любовь – за отчизну —
Туда и учиться, учиться.
В ту сторону быстро летят самолеты.
Назад – обрывая в душе бахрому.
Там Оксфорд, Сорбонна, соборы и как сердобольно
Вздыхает душа по тебе ж самому!
Прощайся с подушечным ласковым миром,
С твоим подростковым веселым житьем.
Зачем нужно было таким фуаграшным лавиром
Себя предложить чистоганом, наложенным платежом?
Но только твой шарабанский лепет
Не треба здесь, а и нам не любо.
Париж свой нагретый вершит трафаретец,
В который не влезут никак сираношные губы.
Но только ты мне объясни,
Что ж я ходил Плантагенетом?
Зачем я восхищался светом,
Добытым Вильямом в пути?
Стихов рассеянный раствор
Я принимал с утра поране.
Зачем Цветаева, Ван-Гог
И Алигьери с Модильяни?
Какой быть может разговор!
Я никому здесь не помог —
И поздно – нет на свете Жанны.
И понимаю, что одно
Могло лишь быть мне примененье.
Но триста с чем-то лет, давно
Уже придумано оно:
Так значит, жил в одном селеньи…