⇚ На страницу книги

Читать Азарт

Шрифт
Интервал

«Он был бы беднее, но, пожалуй, не менее счастлив, если бы посвятил науке ту неукротимую энергию и острую наблюдательность, которые направил на торговлю. Однако в приливах и отливах коммерческой удачи, независимо даже от надежды на прибыль, есть что-то захватывающее для искателя приключений. Кто пустился в плавание по этим неверным водам, должен обладать искусством кормчего и выносливостью мореплавателя – и всё-таки может потерпеть крушение и погибнуть, если ветер счастья под конец не станет ему служить. Напряжённое внимание в соединении с неизбежным риском – постоянная и страшная неуверенность, победит ли осторожность игру случайностей, не опрокинет ли злая случайность расчёты осторожности, – занимает все силы и ума, и чувства, и торговля, таким образом, заключает в себе все прелести азартной игры, не нанося ущерба нравственности».

Вальтер Скотт, «Роб Рой»

1

В морозный январский вечер 1873 года в общем зале трактира Егорова ужинали двое молодых людей. Один из них, Александр Лансдорф, в форме гвардейского прапорщика, – светловолосый, худощавый, c тонкими чертами породистого лица, с меланхоличным взглядом синих глаз; второй, Алексей Бельский, в чёрных сюртуке и брюках, – «брюнет, лицом не дурен», смуглый, плотного телосложения, ироничный, весёлый, обаятельный, из тех, кто всегда душа любой компании и имеет успех у женщин.

Сидели на бархатных диванчиках за широким столом, лакомились чёрной икрой и горячими закусками, выпив каждый перед тем, одну за другой, по две рюмки водки, радовались новой встрече, шутили, смеялись, вспоминали былое и делились планами на будущее.

Знакомые ещё по кадетскому корпусу, они хранили давнюю дружбу детских лет, хотя виделись впоследствии редко: Лансдорф продолжил своё образование в военном училище в Петербурге, а Бельский – на историко-филологическом факультете Московского университета. Прапорщик в Москве оказался по пути в Оренбург, остановился в гостинице на Тверской на два дня, пригласив вручённой кухарке запиской доцента кафедры греческой словесности и древности встретиться в популярном городском заведении. Разговор коснулся сначала нового назначения Лансдорфа. Бельский поинтересовался, что привело того к решению сменить лейб-гвардии сапёрный батальон в столице на службу в пограничном регионе, полную невзгод и опасностей.

Лансдорф улыбнулся, ответил загадочно:

– Признаюсь честно, не только выполнение моего офицерского долга, требующего не отсиживаться в столице, заступая в караулы, маршируя по плацу и танцуя на балах, а понюхать пороху с оружием в руках, хотя это явилось главным.

– Так неужто ещё и несчастная любовь? – рассмеялся Бельский.

– Не угадал, мой друг, я хотя и потомок старинного саксонского дворянского рода, но чужд сентиментальности и скорее похож на фаталиста Германа из гениального пушкинского рассказа, чем на страдающего юного Вертера из повести Гёте.

Такое сравнение позабавило Бельского, он пошутил:

– Берегись, Александр, ведь Герман плохо кончил!

Лансдорф помрачнел на миг, но потом снова улыбнулся и заметил серьёзно:

– Пусть так, но я не могу не верить в Фатум, который заранее предопределил нам все наши поступки от рождения до смерти. Что до второй причины…Ты ведь знаешь, надеюсь, что достойная жизнь гвардейского офицера в Петербурге требует немалых средств.