Ответственными Карающими Органами Цензуры и Критики (ОКО ЦиК) разыскивается злостный неисправимый графоман, который самовольно и преступно, не имея на то направляющего и руководящего соизволения высшего начальства, а также без заверенного всеми печатями документа, нагло выдаёт себя за поэта и даже, где-то там, писателя, имеющего на всё свои подозрительные виды.
Вид нарушителя суховатый, взгляд хитроватый. Часто заговаривается в рифму. Иногда носит шляпу и к ней усы.
Неоднократно был замечен под видом актёра на сцене народного театра.
Он также коварно прикидывается художником и фотографом.
Скрывается под кличками (псевдонимами): Виктор Вьюга, Коловрат Крапива, Евгенадий Ясь, Нил Оглоблин, Правдолюб Резаный, Болговенко-Коленчук, Болгов-Железногорский и другими, пока не установленными, преступными прозвищами-именами.
Досье о том, что при мне было с 1948-го по 2000-энный год
(Перечень «преступной» деятельности)
Место рождения и местожительство – г. Красноярск, Затон, барак на станции Злобино. 1948 г.р. Это было послевоенное, то ещё, «сталинское время», когда народ недоедал, но страна строилась, залечивая послевоенные раны, поднималась из руин.
Семья наша была бедна, как множество других семей, но богата детьми. Отец, Болгов Евгений Степанович, 1919 г. р. Мать, Надежда Романовна Болгова (Коленчукова),1924 г. р. И мы – четверо их детей, а именно – три брата: Виктор (то бишь я), Николай, Анатолий и сестра Валентина.
Был ещё один брат, старше меня на два года, но умер в младенчестве. Тяжело болел и я и вполне мог бы умереть, но то ли ангел-хранитель помог, то ли сам Господь решил, чтобы мне, непутёвому, все прелести и гадости земной жизни на себе испытать. Живу пока, радуюсь жизни, несмотря на то, что ко мне она была не всегда ласкова. Родителям я стал помогать в их повседневных домашних делах, наверно, лет с пяти-шести, до этого всё болел. В Злобино и в Тартате, где мы жили, помогал собирать на насыпи железной дороги рассыпанный из вагонов уголь для растопки печки-«буржуйки»; окрепнув; валил с отцом сухие сосны, пилили с ним их на чурки и кололи. Сажали и копали картошку. Отец мой, жилистый мужик, прошедший всю войну от Москвы до Кенигсберга, работал, как ломовая лошадь. Я старался, по мере своих слабых сил, не отставать.
Родители каждое лето отвозили меня в родовую деревню моей матушки Марьинку, что в Козульском районе, на покос. Я там и косил, и метал, и копны возил на кобыле без седла и уздечки, и мёд с дедом Романом качал. У деда была небольшая приусадебная пасека. И землю в огороде пахал сохой, погоняя лошадь. И за ягодой «синикой» (жимолостью) в тайгу ходил. Есть что вспомнить.
Помню тот день, когда умер «вождь народов» И. В. Сталин. Но это было, когда наша семья переехала, вначале в землянку в п. Тартат и затем в строящийся атомный Соцгород Красноярск-26 (ныне Железногорск), в двухэтажный, показавшийся сказочным, оштукатуренный и покрашенный дом из бруса по ул. Школьная-14.