Вот и все. Самое страшное позади. Почему-то я думал, что это произойдёт по-другому. Но на высоте четырёхсот восьми километров от поверхности Земли, ты не чувствуешь связи с тем, что происходит там, внизу. Некоторые члены экипажа даже до сих пор не поняли, что настал конец.
Единственное, что меня пугало в тот момент, это лицо Джонсона, этого огромного мужчины, с собачьими глазами, широким подбородком и глубокими морщинами на лбу. Хоть его лицо и не выражало в тот момент никаких эмоций, по нему было видно, что внутри него что-то умерло. Иногда даже самые сильные ломаются под тяготами жизни, вот Джонсон был из тех, кого казалось, невозможно сломать. Но я почему-то знал, что это все-таки случилось.
–У тебя там остался кто-то?
–Да. – сухо ответил он.
Лишних слов и не требовалось. Итак все было понятно. Я положил руку ему на плечу, пытаясь почувствовать, что хоть кто-то есть сейчас рядом.
–Надо идти.
Мы спустились из «Купола», так назывался специальный модуль, построенный Европейским космическим агентством специально для отдыха экипажа. И сегодня из всех его семи иллюминаторов мы наблюдали за тем, как в один момент все исчезло.
Началось все с тревожного сообщения из Центра управления полетами. На утреннем собрании нам должны были объявить о наших сегодняшних обязанностях, уточнить данные о состоянии станции и самочувствии членов экипажа.
–Пять минут. – констатировал Мельников.
–А я говорил вам, что Додсон опять в запое. – пытался шутить Барни, но почему-то никто не улыбался, даже он сам.
–Да не напрягайтесь вы так, ну небольшая задержка, всякое бывает, может пытаются орбиту уточнить.
–Нет, Барни, тут что-то другое. – ответил я ему.
Это было очень странно, ещё там, на Земле, нас приучали к жесткому распорядку, объясняли, что даже отставание в 10 секунд может быть смертельно, а тут целых пять минут.
За всю мою 64 дневную миссию такого никогда не случалось, тем более связь с нами поддерживал Додсон. Парень, конечно, со своими грехами, у всех они есть, но несмотря на это по нему можно было сверять часы, особенно, когда он на работе.
Все находились в страшном напряжении, я видел как у Мельникова дергается краешек губ. Знаете это ощущение, когда вы договорились о встрече с любимой, но уже прошло полчаса, и вы сверлите взглядом входную дверь кафе. надеясь, что вот-вот она зайдёт и все будет хорошо, но чем больше вы смотрите на проходящих мимо людей, тем сильнее все внутри вас сжимается. Вот тоже самое сейчас чувствовал каждый из нас.
–Ричард. – сквозь шум суетящихся людей на заднем фоне, я разобрал своё имя.
Это было первым звоночком. Голос точно принадлежал Додсону, но по регламенту нам было нельзя обращаться друг к другу по имени.
Все резко оживились и попытались услышать ещё что-то, но сквозь творящийся в Центре хаос нельзя было разобрать что-то конкретное.
–Додсон, Додсон, прием. Что происходит? Тебя не слышно.
–Ричард – по голосу я понял, что он плачет. – сегодня инструктажа не будет.
Все знали, что это означает.
Мы переглянулись, пытаясь осознать, что все-таки произошло. В голове сразу возникали пугающие мысли. Перед глазами проносилась вся жизнь. Я почему-то был уверен, что сейчас все чувствуют тоже самое.
–Додсон, глупая шутка, ты опять перебрал? – проорал в микрофон Барни.