Впервые прочел "Американскую трагедию" в 12 лет, многое тогда осталось непонятным. Наивный 1980 год… Но главный вывод для себя сделать сумел – никогда, никогда не быть клайдом. Да, с маленькой буквы. Ведь клайдов – немало, к сожалению. Как и роберт, их доверчивых жертв. Да, времена изменились, в наши дни "американскую трагедию" представить почти невозможно. Но всё-таки… Всё-таки… Все прошедшие 38 лет эта история – со мной. Конечно, перечитывал не раз, последний – год назад. И решил, с вдруг вернувшимися чувствами из далекого прошлого – пусть эта история станет другой. А какой? Клайд одумается и женится на Роберте? Она не погибнет на озере? Или его не поймают и добьется вожделенной цели? Нет. Нет. И еще раз – нет. Допущение, что такой подлец вдруг испытает тот самый знаменитый "душевный перелом" и станет честным человеком – еще более фантастично, чем сделанное мной в романе. Судить вам, мои немногочисленные читатели. В путь, мои дорогие… В путь…
Огромная благодарность – Минне Барнхольм.
Ты прошла со мной от начала до конца, без тебя – было бы намного хуже. Спасибо за терпение, эрудицию и неоценимую помощь в редакции. А также – за целый ряд идей и мыслей, которые воплотились в романе.
В сети есть короткий начальный фрагмент романа, попавший туда случайно. Крайне неудачный первый вариант, я его называю "женька-хохмач". Проходите мимо…
Пора идти. Когда ребята доходят до ''зеленой кондиции'', мне становится неуютно. Весь вечер старательно делал вид, что не отстаю от них, следил, чтобы стакан не стоял пустой – отпивал и медленно ставил обратно. Потом необходимость в притворстве отпала, всем не до меня, угрюмое застолье достигло того градуса, за которым – воспоминания. У каждого их с десяток, а то и больше – прошлое, в которое лучше возвращаться только наедине с собой и после изрядной дозы. Молчание за столом ощутимо давит, хочется что-то сделать. Но знаю – бесполезно и незачем, здесь слабых нет, и помощь никому не нужна. Усмехаюсь невесело: а мне? Мне нужна помощь? Ответом на эту насмешливую мысль завибрировал лежащий передо мной телефон.
''Где ты? Придёшь сегодня? ''
Ольга, заботливая моя… Думает, что может отогреть. Так поэтично говорит о льде в моих глазах… Ольга, Оленька… Блажен, кто мечтает и пытается…
''Где ты? Я волнуюсь.''
Прикрыл глаза, поднялось глухое раздражение, захотелось выключить телефон.
''Я в порядке, Оль. Поеду домой. Завтра позвоню. Прости.''
Ушел, не прощаясь. Никто не заметил.
Третью ночь подряд вижу один и тот же сон – прямо посреди комнаты в воздухе приоткрыта грубо сбитая дощатая дверь. Вот чуть скрипнули петли, когда она шевельнулась под порывом холодного ветра. Откуда здесь ветер? Окна плотно закрыты, неоткуда ему дуть. Порыв ударил прямо в лицо, заставив поежиться, я стою прямо перед приоткрывшимся черным проемом. И вдруг понимаю очевидное – это с той стороны, из-за двери. Она медленно, с тихим скрежетом несмазанных петель, начинает открываться, взгляд притягивает к неторопливо расширяющейся щели, что там? Три раза я пытался заглянуть туда – и просыпался. Почему-то при этом испытывал глухую боль, тоску, как будто раз за разом что-то терял оттого, что не увидел, не понял… Или… Не шагнул туда…