Роман Елисеев. 17.02.2022
Перелет из Москвы в Омск занимает, в действительности, часов шесть. Три часа в воздухе и еще три – разница поясов. Проводница объявила о подготовке самолета к снижению. Спинка кресла в вертикальном положении, ремень пристегнут, ноги ноют, в левой части черепа злобным цветком распускается мигрень. Открыл шторку окна: как и раньше, лишь белая мгла. Покосился на соседа: вцепившись руками в подлокотники, он шептал молитву. В Домодедово, когда мы рассаживались в полупустом салоне, он увидел красную нить у меня на запястье и спросил:
– С Афона?
– Из Иерусалима, – любезно ответил я, пряча запястье под манжетой рубашки.
– Ну, это славно, – обрадованно кивнул мой сосед. – Значит, все у тебя будет хорошо.
У меня в самом деле все было хорошо, но не из-за красной нитки. Ее, кстати, мне молча повязала в Испании одна местная девушка. Радуясь, что краткий разговор с попутчиком подошел к концу, я перевел планшет в авиарежим и открыл план работы. Некоторое время разглядывал верхнюю строчку, неприятно схожую с надгробием: «София Александровна Дятлова. 08.03.1988 – 22.06.2014». Предстояло встретиться с матерью поэтессы, поискать школьных учителей и университетских преподавателей. Отдельным списком шли родственники, мать и муж, и еще четверо… терпеть не могу слово «любовник», но ничего лучше пока не изобрели. Далее были вперемешку записаны разнообразные друзья-подруги, коллеги по цеху, редакторы и окололитературные деятели. Некоторое время я раздумывал, кого бы еще добавить, а потом закрыл план и в очередной раз принялся просматривать фотографии, собранные по всему интернету.
Цифровой след. Люди уходят, и теперь после них остаются не только фотографии, но и аккаунты в социальных сетях. Страница Дятловой в Контакте до сих пор жива, там регулярно появляются стихи, фото, видео – разве что новых уже не будет. Записал: «Узнать, кто теперь ведет страницу». Скользя пальцем по экрану, я просматривал разнородную солянку из концертов, квартирников, попоек, встреч, прогулок, фотосессий, церемоний. Конечно, Соня везде была очень разной: яркий макияж, нелепые наряды, кричащие прически – но за этим угадывался один и тот же чуть настороженный взгляд, в нем читалось предчувствие неотвратимой беды. Беды, которая не войдет деликатно, давая о себе знать покашливанием и предупредительным стуком, – она вломится нагло и беспардонно, подминая и перемалывая. Значит – делай, что хочешь. Живи сейчас. Потому что завтра может и не наступить. А если все-таки наступит, то окажется еще одним пленительным беззаботным сегодняшним днем, с вином, поэзией и любовью.
– Жена твоя? – спросил сосед.
Оказывается, он какое-то время украдкой поглядывал на фотографии. Мне стало неприятно.
– Это омская поэтесса, – сухо ответил я. – Погибла в аварии в четырнадцатом году.
Мой попутчик перекрестился:
– Упокой, Господи… Проведать могилку, стало быть, едешь? Свечу поставь обязательно, в Успенском соборе.
– Да. Конечно.
К счастью, с нашими креслами поравнялись проводницы, пришло время обеда. Мы не разговаривали до конца полета, разве что вслед мне донеслось: «Храни тебя Господь!»