Кто видел, кто знает – плывут корабли к горизонту;
Без весел, без песен – лишь волны шумят за кормой.
А брать экипажи им нет никакого резона –
Ведь люди всегда почему-то стремятся домой.
Уходят, влекомые каждый своею мечтою
(Они же ведь тоже умеют мечтать, как и вы).
Не страшен им шторм и неведомо чувство покоя,
И каждый, наверное, быть одиноким привык.
Я тоже из тех, из бродячих; но – странное дело…
Я этого просто понять не умела сперва –
Что как бы мне в эту зеленую даль не хотелось,
Но жить невозможно одним только морем – без вас.
И вновь я гадаю по солнышку – верить-не верить,
Что с ласковым ветром улыбку прислала земля.
В далекую синюю сказку ушла каравелла,
Но утро встречает она поворотом руля.
И хочется верить, что вы про меня не забыли
(Хотя про меня-то забыть – это можно едва ль),
Что небо, как синяя птица, раскроет нам крылья,
И будет нам счастье. И море опять будет звать.
И кто меня знает, зачем я туда возвращаюсь,
Зачем ухожу от людей в эту зыбкую грусть?
Прервем разговор. Я люблю уходить, не прощаясь –
И это, наверное, значит, что тоже вернусь.
Маленький дом мой в дремучих лесах,
Окна – в свету полян.
Всюду застыли, как на часах,
Сосны и тополя.
Дом окружен пеленой дождя,
Дождь серебристый – слеп.
Птицы загадочные едят
Ломтик луны, как хлеб.
Зорко меня охраняет лес,
Только узнала все ж:
Ты, незнакомый мой, по земле,
Дальней земле идешь.
Много, наверно, прикончат лун
Птицы порой ночной,
Прежде чем мой напряженный слух
Голос уловит твой.
Выйду навстречу тебе сама
И улыбнусь тебе.
Не говори мне про терема –
Мне веселей в избе.
Я подарю тебе все мечты
И ненасытных птиц,
Если однажды решишься ты
В маленький дом прийти.
Лес будет сумрачен, и, когда
Все же меня найдешь –
Сразу, как в пропасть, беззвучно – да,
Переходящее в дождь.
Осторожнее, осень, неси
Многоцветное пламя – свечу.
Вроде, нужно пощады просить –
Только я не хочу.
Вроде, нужно нырять с головой,
Не пытаться подняться наверх –
Остается истаявший воск
На щеках и листве.
Не кори меня, осень, молчи,
Мне твой голос угрюмый знаком.
Ты закапала воском свечи
Белизну облаков.
Мне моя неизвестна вина,
Не пали меня желтым огнем.
Ты сама, отпылавшая в нем,
Холодна, холодна…
То ли листья с тучи
То ли снег с черешни;
Жизнь намного лучше,
Чем казалась внешне.
На черешне пламя –
Алые мониста;
Лишь была бы память
О простом и чистом!
На израненных висках
Яблок переспелых
Закипели молоком
Молодые зори.
– Пусть река неглубока –
Разве в этом дело?
– Пусть размыты берега –
Разве это море?
Закат перенасыщен цветом меди
Закат перенасыщен цветом меди,
Багряный отсвет тает на земле.
В продрогших кленах разгулялся ветер,
Как молодой гусар навеселе.
А кудри ветра белокуры были –
Они скрывали юное лицо.
Он танцевал, покрытый снежной пылью,
И пел о чем-то с легкой хрипотцой.
О золотистом тополе, быть может;
О людях, затерявшихся в годах;
О поле, шелестящем спелой рожью,
Или о том, чего не передать.
Кто знает, что он пел, слегка картавя –
Что воспевал, что низвергал с высот?
О вечности? О славе и бесславии?
И песня эта все еще живет.
В ней каждый слышит свой оттенок смысла,
У каждого свои к нему слова;
Поэтому нельзя легко и быстро
Ни родину, ни жизнь растолковать.