⇚ На страницу книги

Читать Третий фокус

Шрифт
Интервал


От Санька ушла жена. В бессрочный отпуск. Забрала вещи, мультиварку, детей и перебралась на противоположный берег их пересохшей речки – к родителям.

Остальное барахло было уже там. Как-то незаметно переправлялось с каждой ее ночевкой. Задерживалась уже не только на выходные, могла пропасть на неделю. Со своего берега Саня видел, как жена отводит девчонок в садик. Ускоряет шаг напротив его дома и смотрит только вперед – в светлое будущее, и близняшки вслед за ней носы выставляют. Как два маленьких фрегата возле старой лодки. Ну у них-то ладно, вся жизнь впереди. А эта дура куда намылилась?

Её уход Саню не огорчал, а как-то даже забавил. Он уже в первый год после свадьбы понял, что ничего не получится. Неблагодарной Танька оказалось и глупой: он ей детей подарил, а она из-за материнского капитала слезы лила, в расход пускать не хотела. Еле убедил, что покупка соседнего участка со старым домом – самое что ни на есть улучшение жилищных условий. Огород засадить – свое лишним никогда не будет, дом отстроить – и пусть, кто первая из девок замуж выйдет, та и заселяется, благодарит отца за предусмотрительность. Танька тогда только рукой махнула: «Делай, что хочешь». Это и обрадовало, и расстроило – не может все-таки за свои интересы стоять, не личность. Такая Саньку не нужна, хорошо еще пацанов не наделали. Испортили бы только.

Полностью опустевший (и тоже не шибко новый дом) ожидал Саню после работы. То, что жена больше не вернется он понял по исчезнувшей в середине июле шубе. Постоял возле открытого шкафа, из которого слабо пахло засохшими апельсиновыми корками, подвигал вешалки, давая своим вещам больше места. На душе вдруг стало приятно, вольготно. Да так, что захотелось отметить. Санек пошел к другому шкафу и оформил себе пятьдесят грамм в пыльную рюмочку. Теперь-то он все эти музейные сервизы обновит. Для праздника, который так и не наступил в их жизни, они не пригодились.

После второй рюмки пришлось проявить волевое усилие. Следующий день – рабочий, тем более, приезжие артисты завтра – не побалуешь. Сквозь приятное тепло, от которого размякло и тело, и голова, до Сани вдруг добрались не самые приятные мысли: ведь Танька на алименты подаст, грызть начнет, как собака некормленная. А с её аппетитом и папашей ментом от зарплаты, добрая часть которой пряталась в заначке, вообще ничего не останется. Так что надо стараться, леваки искать, городских артистов на чай разводить.

Расстроенный и загруженный Санек отправился на кухню и там погрустнел еще больше – в раковине отмокала кастрюля из-под картошки с печенью, в холодильнике лежало два яйца и подгнивающий вилок капусты.

«Вот ведь стерва! Пожрать бы наготовила и валила, куда хочет!»

На сковородке уныло зашкварчала пустая яичница. Звуки холостяцкой неприкаянной жизни. Уже отвык. Как бы Танька не мозолила глаза, а горячее при ней всегда было. И посуда грязная сутками не мокла, да и мыслей вот таких, тоскливых, не было почти. Да, злился, да, посылал. Ну ведь не думал же, что действительно, пойдет.

Яичница получилась отвратительной. Снизу подгорела, а пока соскребал со сковородки, лопнул желток, растекся соплями, перемешался с гарью. Наскоро проглотив все это, Санек заварил себе крепкого сладкого чая, сел у окна и стал думать, что же делать дальше. Может, если попросить, Танька придет и наготовит ему по старой жалости. Все-таки он отец ее детей! Подохнет с голоду, не с кого денежки трясти будет. Но, с другой стороны, если она их стрясет…то он тоже подохнет с голоду.