Читать Конкистадор

Звенящие волны ударов колокола словно наполняли воздух тревожной дрожью удивления. Впервые атмосфера земли, обитатели которой никогда раньше и не подозревали о существовании металлов, была наполнена подобными звуками.

Фернандо Куэвас даже представил, как деревья ближайшего тропического леса обретают новую энергию, раскачивая свои кроны в такт голосу серебряного звона. Обезьяны и попугаи – обитатели вековых зарослей – поначалу с молчаливым любопытством слушали растекающийся по воздуху новый звук, куда более мощный, чем все голоса животных и растений этих мест вместе взятые, а теперь испуганно перескакивали с ветки на ветку.

Куэвас, бывший слуга из Андухара, теперь жил в своем собственном доме и сейчас стоял перед дверью, слушая колокольный звон, впервые приветствовавший восход солнца. Его дом был простой хижиной без окон, подобной жилищам индейцев, со стенами из деревянных жердей и глины, увенчанный крышей из пальмовых листьев. На небольшом расстоянии от грубоватого дома в два ряда стояли ровно такие же, образуя широкую улицу, похожую на улицу военного лагеря. Земля здесь ничего не стоила, и все улицы зарождавшегося поселения были чрезмерно широкими, уходящими к чистому горизонту.

В конце улицы взору Куэваса открывалась возведенная из камня стена, недавно построенная крепостная стена Изабеллы – первого города, основанного испанцами на близлежащих от Империи Великого Хана островах[1].

В своей склонности к преувеличениям адмирал Христофор Колумб всерьез называл «городом» эту кучку хижин, обнесенную каменной стеной для защиты от диких индейцев, живущих в глубине острова Гаити, или Эспаньолы, и нарек его именем «Изабелла» в честь королевы Испании.

Куэваса восхищала та удивительная быстрота, с которой город будто вырастал из-под земли. Шел январь 1494 года. Лишь четыре месяца назад они отплыли от берегов Испании, и вот уже существует поселение, а над его коническими крышами из соломы или пальмовых листьев возвышается недавно построенная церковь с каменной колокольней, на которой и раскачивается единственный колокол, привезенный с другой стороны Океана.

Падре Бойль, каталонский монах, которого Александр VI[2] назначил епископом всех вновь открытых земель, и двенадцать священников, отправившиеся в это путешествие, собирались этим утром торжественной мессой освятить новый храм.

Однако Фернандо размышлял о другой церемонии, менее пышной, но при этом более важной для него лично, которая должна была произойти после мессы: крещение его сына Алонсико – первого белого человека, родившегося на этих азиатских островах, расположенных по соседству с Индиями, у самого устья Ганга. За его спиной, внутри хижины, которую Фернандо ценил больше любого дворца, поскольку она была его собственной, спала Лусеро, несколько недель назад ставшая матерью, а вцепившись ручонками в ее грудь, хныкал новорожденный, и для Куэваса этот плач звучал самой приятной музыкой, сравнимой даже с мелодией колокола.

В его памяти стремительно промелькнули те события, что произошли в последние месяцы по другую сторону Океана.

В Кордове доктор Акоста предпринял все необходимое, чтобы ускорить их брак с Лусеро сразу же после того, как она приняла крещение. Спустя некоторое время Фернандо, простившись со своей женой, которая к тому моменту уже была беременной, направился в Севилью в поисках своего друга и покровителя дона Алонсо де Охеда. Лусеро, которая снова переоделась в женское платье