Эгейское море, 15 июля 2008 г
Огромная белоснежная яхта неторопливо рассекала высоким носом бирюзовые волны одного из самых романтических морей мира. По обе стороны то и дело проплывали ярко-зеленые, окаймленные белыми пляжами острова, то совсем крошечные и безлюдные, то обширные и величественные, украшенные либо останками храма, либо великолепной виллой. И все это: и море, и острова, и здания – лениво дремало под жарким полуденным солнцем в ожидании вечерней прохлады, когда жизнь, замершая на несколько часов, снова возобновит свое течение.
На яхте, однако, жизнь не останавливалась. Несколько молодых людей, три парня и три девушки, весело проводили время под навесом верхней палубы. Все они были не старше двадцати лет, все загорелые, красивые и беззаботные, как может быть беззаботна только не ведающая печалей юность.
– Смотри, Сэм, – вскинула гибкую руку одна из девушек, – какой милый домик!
– Где? – повел бронзовой шеей Сэм, апатичного вида гигант.
– Ну вон там, на горе! Смотри же. Туда, направо! Какой ты, право, непонятливый. Видишь?
– Но ведь ты показываешь налево, Мэри, – кротко возразил Сэм.
Его приятели дружно рассмеялись.
– Не важно, куда я показываю, – топнула ногой Мэри. – Ты должен понимать, о чем я говорю! И если я говорю о доме на горе, ты должен сразу его видеть.
– Да вижу, Мэри, вижу, – проворчал Сэм. – Ничего себе домишко.
– Наверное, в нем живет какой-нибудь козлопас, – вставил черноволосый изнеженный красавец, по лицу которого было видно, что он живет только утолением собственных прихотей.
Его сосед, тощий верзила с искательным взглядом вечного прихлебателя, покатился со смеху:
– Ага, точно, Билли! Там только козлопасу и жить.
Мэри проигнорировала его, точно он был невидимкой, и смерила Билли недобрым взглядом:
– Не надо издеваться над простыми людьми. Не всем в жизни так везет, как тебе, Билли.
– Опять ты за старое, – сделал тот плачущее лицо. – Я тебя умоляю, Мэри!
Он позвонил в колокольчик. Когда на палубу выскочил официант, он распорядился принести мартини.
– А нам шампанское, – попросила одна из девушек. – Я ничего, кроме шампанского, в эту жару не могу пить.
– Выполняй приказания леди, Мартин, – кивнул Билли. – И поживее.
Официант молча поклонился и исчез.
– Пожалуй, до вечера мы налижемся в зюзю, – заметил Билли. – Может, стоит последовать примеру греков и устроить себе сиесту? То бишь завалиться на боковую?
– Здравая мысль, – фыркнула усевшаяся в шезлонг Мэри. – Только как ты уснешь с бокалом в руке?
– Ты злюка, Мэри, – сказал Билли. – Ты злишься на меня за то, что я богат и что эта яхта принадлежит мне. Хотя я не понимаю, в чем здесь моя вина.
– И вовсе я не злюсь, – возразила Мэри. – Но только зачем презирать простых людей? Если они бедны и вынуждены зарабатывать себе на жизнь тяжелым трудом, то они достойны сочувствия, но отнюдь не презрения.
– Что-то я не заметил, чтобы здесь кто-то тяжело трудился, – вставил тощий приятель Билли. – По-моему, здесь только и делают, что спят и стригут купоны с бедных туристов.
– Верно, Генри, – со смехом одобрил его Билли. – Иногда ты можешь сказать в точку.
Мэри презрительно покосилась на них, но ничего не сказала. Жара подействовала и на нее. Хотелось молча лежать в шезлонге и думать о чем-нибудь необязательном и приятном, отвечающем дремотному пейзажу за бортом.