Через год после пожара доктор снимает с меня маску и предлагает вернуться к нормальной жизни.
Разумеется, он говорит не совсем так – за то ему и платят, чтобы он пускал пыль в глаза, употребляя различные медицинские термины типа «реинтеграция» и «изоляция». В общем, «Комиссия по жизни Авы» собралась в расширенном составе и решила, что я уже слишком долго прохлаждаюсь.
Моему послепожарному упоению жалостью к себе пришел конец.
Доктор Шарп разглядывает пересаженные лоскуты кожи – нужно ведь убедиться, что с последнего обследования, проведенного месяц назад, у меня в подмышках не выросли крылья летучей мыши. Чертовы шрамы непредсказуемы, а поскольку мое тело состоит из них на шестьдесят процентов, доктору Шарпу на осмотр требуется целых двадцать минут. Я лежу на кожаной кушетке, покрытой шуршащей одноразовой простыней, а моя тетя Кора внимательно наблюдает за доктором Шарпом и делает пометки в гигантском талмуде под названием «Выздоровление Авы».
Доктор снимает с моей головы бандану, затем пластиковую маску и легонько проводит пальцами по шрамам.
– Заживает просто прекрасно, – говорит он без малейшего намека на иронию.
Скользнув по коже у меня под глазами, его прохладные пальцы спускаются к более толстым рубцам у рта, где я почти не чувствую касаний.
– Можно накрасить свинье губы, но она все равно останется сви…
– Ава! – ахает Кора, которая не только моя тетя, но еще и самопровозглашенный директор вышеупомянутой Комиссии по моей жизни.
Доктор Шарп качает головой и смеется. На его щеках появляются две глубокие ямочки, и он еще больше начинает походить на одного из красавчиков-докторов из сериала «Анатомия страсти», которые в промежутках между спасением жизней ссорятся друг с другом в ординаторской. Каждый раз, когда доктор Шарп касается моей кожи, у меня в животе порхают бабочки – наверняка виной тому его прекрасные глаза и точеные скулы. Не помогает даже мысль о том, что он видел меня голой уже девятнадцать раз. И неважно, что это было на операционном столе: голое тело – это голое тело, даже покрытое тонкой простынкой и шрамами.
Но все мы усиленно делаем вид, что этого не было. И я, конечно, никогда не упоминаю тот факт, что доктор взял кусок кожи с моей задницы и буквально натянул на лицо, чтобы сделать новый лоб.
Доктор Шарп протягивает мне небольшое зеркальце, чтобы я могла восхититься его рукоделием.
– Спасибо, не надо.
– Все еще трудности с зеркалами?
– Я и без того знаю, как выгляжу – если, конечно, у меня за ночь не появилось новое лицо.
Кивая, доктор Шарп делает пометки в электронной больничной карте. Наверняка Комиссия вскоре устроит собрание из-за моей непереносимости отражающих поверхностей. Не то чтобы я не видела своего лица. Я знаю, как выгляжу, и просто предпочитаю не смотреть.
Доктор Шарп с улыбкой – опять эти ямочки на щеках! – берет мою пластиковую маску.
– Полагаю, ты будешь рада узнать, что эта штуковина тебе больше не нужна.
Кора взвизгивает и неуклюже обнимает меня, стараясь сильно не давить, чтобы не пустить насмарку процесс заживления.