***
В кабинете, обставленном предметами старины и тяжелыми книжными шкафами, шел оживленный разговор двух молодых людей. Сама беседа велась на беглом немецком, тем удивительнее было услышать реплику одного из них:
– У нас в Петербурге, поди, снег еще не везде сошел. А тут, в Штутгарте, уже местами вишня цветет!
Говорящему на вид было чуть больше двадцати лет. Молодой человек имел весьма болезненный вид: очень худой и бледный, лишь щеки пылали чуть заметным румянцем. Видимо, болезнь еще не совсем отступила, и время от времени разговор нарушал затяжной сухой кашель.
Его собеседник выглядел абсолютно здоровым и был при этом лет на пять старше. И хотя они не приходились друг другу не то что братьями, но даже и сколь угодно далекими родственниками, мужчины были удивительно похожи внешне. Один и тот же прямой взгляд из-под длинных ресниц. Прямая спина и стать выдавали высокое положение и отношение к военной службе. Усы первого в силу возраста были тонкими, чуть заметными, второй же мог похвастать пышными усами с широкими крыльями.
Мужчин связывала недолгая, но уже крепкая дружба. Старшим товарищем был граф Вильгельм Вюртемберг. В свои годы он уже слыл одним из лучших знатоков немецкой истории и хранителем, как он сам любил говорить, немецкого духа.
Второй участник беседы не имел с Германией ничего общего. Он родился и вырос в России, в Петербурге. По состоянию здоровья врачи рекомендовали ему пройти лечение на водах в Баден-Бадене. Именно там он и познакомился с Вильгельмом и теперь по его приглашению гостил в его штутгартской резиденции. Звали его граф Жозеф фон Херцев.
На улице стоял конец апреля, но ночами было еще достаточно прохладно. В камине догорали угли, разбрасывая огненные блики по всему кабинету и лицам молодых людей.
Так как Жозеф был новым человеком в высшем вюртембергском обществе, разговор шел преимущественно о людях, с которыми он имел честь познакомиться.
– Вы знаете, многие наши дамы, впрочем, как и некоторые весьма уважаемые господа, что уже имели удовольствие с вами общаться, отзываются о вас в весьма лестных тонах. И если девушки говорят все больше о всяких глупостях и называют вас не иначе, как «этот милый русский граф», то мужчины отмечают вашу удивительную прозорливость, говорят, будто вы человека насквозь видите.
– Обычная наблюдательность, не более того. У меня во время долгой болезни было время поупражняться в ее тренировке и научиться подмечать мелкие детали, на которые в другом состоянии я бы просто не обратил никакого внимания. Ничего особенного.
В комнату вошел слуга графа Вюртемберга, быстро поменял оплывшие свечи и снова вышел из комнаты.
– Уж не примите мою просьбу за недоверие или, что еще хуже, циркачество. Но я, право, мой дорогой Жозеф, не перестаю думать обо всех этих разговорах по поводу вашей персоны. Что вы подметили, ну, скажем, в моем Франке, который только что заходил к нам в комнату? – с явным интересом, в котором угадывался вызов, спросил Вильгельм.
Жозеф на несколько мгновений остановил свой взгляд на Вильгельме, будто пытался решить внутри себя какую-то задачу, кивнул сам себе и медленно заговорил: