Я иногда с тоской вспоминаю то время, когда в стране бушевал карантин. Хорошее было время.
Лично мне тогда почти удалось воспитать Клавдию Ивановну, любимую тёщу. Как вспомню, так слеза наворачивается.
Да, было времечко!
Как сейчас помню. Сидим мы дома с женой Машей и сыном Броней в нашей однокомнатной квартире. Телевизором наслаждаемся. Мы, значит, с женой на диване расположились. Между нами полтора метра. А что поделаешь, власть требует. Социальная зона. Я даже на полу спал, было дело. Потому что до соцзоны шестнадцати сантиметров не хватало.
Значит, сидим мы. Перед нами табуреточка с напитком типа пиво и тарелка с сухариками. Броня сидит у окна на единственном кресле, чипсами хрустит.
Покой. Тишина. Наслаждение.
Тут звонок. Нервный. С хрипотцой. Сразу понятно, Клавдия Ивановна пожаловали, дочуру навестить. Дочка, правда, так сморщилась, словно ей вместо пива касторки налили. Просто у мамы её характерец ещё тот. Но описывать не буду – зачем настроение людям портить?!
Минуту подождали – вдруг пронесёт?
Машка головой качает. Это всерьёз и надолго.
Ну, что ж. Карантин так карантин. Иду открывать дверь, по пути захватив швабру. Ручка у неё метр шестьдесят. Как раз под социальную дистанцию.
Открываю дверь. Тёща вваливается, пыхтя и матерясь. Конечно же, без маски.
– Машка, неси маску! – кричу я в комнату, а сам упираюсь тёще в грудь шваброй:
– Стоять! Соблюдаем дистанцию! Сейчас ещё масочку наденем!
Масочку жена на днях сшила. Спецзаказ для тёщи. Было у меня старое солдатское одеяло. Я его на рыбалку брал. Не пожалели для Клавдии Ивановны, оттяпали полосу, и Машка сшила очень симпатичную непродуваемую маску. С тесёмками.
Тёща слегка оторопела, но по инерции прёт на швабру. Живого веса в ней, в тёще, килограммов сто двадцать. Чувствую, не удержу рубеж.
Тут на помощь жена влетает в прихожую. А она у нас маленькая, прихожая-то. А Машка большенькая, в маму пошла. Метр, на метр, на метр. Я её ласково называю порой «кубометр ты мой!».
В общем, закупорили прихожую. Жена, пользуясь паузой, накидывает на мать маску, тесёмки вяжет на затылке. Клавдия Ивановна, как стреноженная лошадь, останавливается и таращит глаза:
– Чего это вы?!
– Мамо! – ласково гладит её по голове дочь. – Ты про карантин совсем забыла? Радуйся, что тебя на улице ещё на пять тысяч не оштрафовали! Ты же особо охраняемая особа. Возраст «шестьдесят пять плюс». Таких нарушителей сразу пакуют в околоток.
– Отойди, Машка! – ору я. – Неизвестно где гражданка шарахалась! Соблюдай дистанцию! Иди, вот, теперь, мой руки! И захвати для мамы перчатки. Они под раковиной лежат.
Тут Броня вмешался. Приволок с кухни табурет и ласково предложил:
– Бабушка! Садись. Теперь у нас только так вот можно. Смотри! – и ткнул пальцем в пол.
А на нём я давно наклеил полоски из белого лейкопластыря. Согласно инструкции. И к кухонному столу дистанция, и к туалету то ж. Через каждые полтора метра.
Машка появилась. Перчатки притащила. Заставила маму надеть их. Картина получилась просто прелесть: красная от злости тёща, синяя, в полоску, волосатая маска, оранжевые перчатки до локтя. Хоть сейчас на улицу выпускай.
Тёща сидит, помалкивает. Греется. В смысле, нагревается. Вот-вот бабахнет. Машка, ласково: