в моей башке кто-то пытается выжить,
а я пытаюсь убить его,
не нарушая равновесия.
Обмякшим телом прикрываю окружающих от вспышки
ярости, вспышки ненависти,
вспышки обожания одиночества.
Я прикрываю ладонями лицо,
чтобы не дать истеричной ухмылке
отпустить повисшее в петле тело доброты,
в которое вцепился зубами
и поклялся не отпускать до последнего вздоха.
Не нарушая равновесия,
я выгоняю из желудка прокисшее бухло
и остаюсь пустым как попсовый мотив,
потом пытаюсь написать рассказ,
в котором каждый персонаж сдохнет во имя жизни своего прототипа.
Не нарушая равновесия,
я не пишу стихов,
это просто остатки сердца,
которое скоро остановит беспонтовую деятельность
среди будней, похожих на сон, от которого вздрагивают в холодном поту, а значит
мне нужно заново все начать
проснуться в утробе чужой,
впервые заплакав не от печали,
сказать всем, что я живой.
не нарушая равновесия!
… я искал чем вскрыться,
В обед решил передержать это до лучших времен.
Убив кого-нибудь внутри себя, ты станешь убийцей,
умерев внутри тебя, кто-нибудь обязательно сгниет.
Время навострит ножи,
чтобы вырезать на детском лице морщины,
откроет пасть, и мы прыгнем туда как вши,
и не вернемся, и мальчик не станет мужчиной.
Ведь мальчик умрет там,
открытая пасть продолжит чавкать,
высохнет лужа под завязанной в петлю веревкой,
а мир – перестанет быть настоящим.
И ненависть уродливой маской осядет на скулах,
и в тесную комнату войдя, закройте дверь.
Здесь никто не оценит мой самый храбрый поступок:
разрушить мир, который нас научил терпеть.
… из тесной утробы
с верой в гармонию проповеди,
под гнетом свободного долга,
как часть изнасилованной плоти,
в страхе разбитого ебальника,
со вкусом сгрызанного до мяса ногтя,
со взглядом в чужую пустую вмятину,
я когда-то поклялся сдохнуть.
А вера срет вонючей кровью по городу,
человек родит себя заново из мести,
свобода съедена страхом и голодом,
как с любовью оторванные дети в подъезде.
Под рассветным солнцем холодно как в яме,
пускай губы больше не сдвинуться с места,
пускай деревья ласкают меня корнями,
пускай в глазах матери умирает детство
мое. В холодных камерах тел мы умрем,
оставив детям лишь отчество,
любовь – это не значит вдвоем,
как и ненависть – не значит одиночество.
… шагая к закату,
умирая улыбаясь от ветра,
отдав обе ладони за правду,
становясь исчезающим силуэтом
на фоне кирпичных зданий,
светлых железобетонных панелей,
куда-то в сторону пламени,
туда, где бы мы все в нем сгорели.
Наполненный густой и тесной пустотой,
вместо сумки на плечах твой труп,