Таганка, дождь, билетов нет,
Но приобщился тем уже,
Что постоял я подле.
Летать, как птице, – вот полет!
Но глупо о таком мечтать?
Не сны бы, я и не мечтал.
У тротуара на углу – пустая урна,
Горсть окурков —
Рядом.
Я раньше с фонарем
Читал под одеялом,
А нынче под газетой сплю.
Мы уезжаем, чтоб понять,
Как хочется
Назад вернуться.
Ты загляни в глаза детей!
И подивись на нас,
На взрослых.
Лес сделался иным,
Лишь стоило
Мне позабыть ружье
Десятки известных фамилий
Записываю на листке
И с наслажденьем сжигаю.
Подпрыгнуть и смеяться бы от слов твоих!
А я молчу,
А я лишь холодно киваю.
За разговором он вошел
И встал у двери,
И комнату обвил тончайший нерв.
Подобно многим,
Может быть, подобно всем
Я тоже чей-то тяжкий крест.
Я навестил старушку в выходные
И понял вдруг,
Что прожил их не зря.
С пустой душой, в пустом трамвае
Я по пустынным улицам ночным
Как будто плыл.
Он стар и впрямь,
В нем целый хор
Давно уж отзвучавших голосов.
Включили свет, и мысль ушла,
А в пустоте осталось
Одно лишь горькое недоуменье.
Я чуть сильней нажал,
И карандаш сломался.
И почему-то разозлился на соседа.
Когда-то он
Мне эту весть горчайшую принес,
И с той поры его я избегаю.
Набрякшее небо, как черная топкая тина,
Глотает сегодня
Нас всех.
Мне в тиканье часов порою слышится
Угроза смутная,
И хочется спешить.
Тайфун, политика, долги и дрязги…
Сейчас пойду, наемся до отвала,
И бед не станет…
Напором слов его беспечный свист
Я уничтожил.
Желчь излив, и сам чуть засвистал себе под нос.
Вчера убрел за город, лег на землю
И может быть, впервые над собой
Увидел небо…
Дождь – два часа!
Промокнувши до нитки,
Повеселел, – зонт стал уже не нужен.
Поссорившись, я хлопнул дверью —
И я был прав, но мир угас в глазах…
Там может черт с ней – с правдой?