Однажды, много лет назад, когда я была в 10-м классе, на уроке английского преподавательница спросила меня: «Why is your favorite actor?» (Кто твой любимый артист?). И тогда я впервые задумалась: а, действительно, кто?
Миронова я видела только в «Бриллиантовой руке», смотрела этот фильм столько раз, сколько он шел и запросто могла бы озвучить всех персонажей при технической неисправности. Как это иногда бывает, ты можешь любить человека, и не осознавать, сколь сильно твое чувство, он для тебя какое-то время – один из многих, потом достаточно малейшего толчка, чтобы ты осознал, что он – единственный.
Таким толчком для меня и был вопрос учительницы. Я поняла, не только то, что он мой любимый актер, я поняла, что вообще это Он.
Впоследствии я читала, что для девчонок типично сначала влюбляться в «звезд», в нечто недосягаемое и таинственное. Душа учится любить, это как бы школа любви.
Потом я поступила в Ленинградский институт культуры и вместе с подругой, такой же, как бы сейчас сказали, «фанаткой», ходила на все «творческие встречи» Миронова (так тогда назывались его концерты), часто на две за день. «Встречи» обычно проходили в Доме офицеров, билеты были без указания места, и можно было, придя пораньше, прорваться на первый ряд, что мы и делали.
Магнитофона у нас не было, стенографией я тоже не владела, просто ловила каждое его слово, а потом дома записывала то, что запомнилось, даже не предполагая, что впоследствии это станет книгой.
Как же нам хотелось, чтобы он обратил на нас внимание! Чтобы понял, что мы – особенные, что мы не такие как все! В этом своем стремлении выделиться мы дошли до идиотизма: принципиально не дарили ему цветов.
Единственный раз мы изменили своему принципу, когда театр Сатиры был на гастролях в Ленинграде. Машина Миронова стояла во дворе у ДК Горького. И мы, засунув цветы за «дворник», спрятались в кустах и ждали, что же будет. А не было ничего особенного: подошел, заметил цветы, вынул их, посмотрел вокруг, сел в машину и уехал. А мы долго гадали: что же он почувствовал?
Я не знаю, что чувствовал он, а мы – мы были счастливы. Мы были молодые, глупые и счастливые. И так это и осталось в памяти: молодость, Миронов и счастье…