Читать Порванный регтайм. Девианты. Сборник откровенных рассказов

© Юрий Меркеев, 2022

ISBN 978-5-0051-9103-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Два закона должен уяснить себе каждый: времени нет, есть вечность. И – сердце не способно долго сопротивляться уму. Есть в тебе вера или нет ее – хочешь прожить с радостью в душе на фоне всеобщего безумия, уясни себе эти правила. Если нет времени, значит, некуда и спешить. В спешке всякая мысль скрадывается, в покое расцветает. В спешке не замечаешь образов, потому что все летит мимо тебя. А мимо – все мы знаем, что такое мимо.

Только притворившись безумцем, можно оставаться в здравом уме в огромном сумасшедшем доме.

– Раздевайся. И трусы снимай, – говорит санитарка приемного покоя. – Я тебя смотреть буду.

– Зачем меня смотреть? Я и без того весь на виду.

Санитарка молодая, веселая, опытная. Улыбается в усики, которые покрывают верхнюю губу. Глаза черные, с искрой. Движения быстрые. Уверенные. В белом халате она красивая. Важно, как человек одет. Очень важно. Форма, влияющая на содержание.

– Точно по адресу заехал, – смеется она. – Мне до твоей души дела нет. Душой заниматься на отделении будут. Врачи. А у меня инструкция. Прежде, чем оформить, я должна осмотреть тело. А вдруг у тебя инфекция? Тиф какой-нибудь или сифилис? Понял? Ты думаешь, мне приятно всех осматривать? Инструкция.

– Угу, – киваю я и медленно снимаю с себя одежду. И слегка краснею.

– Что угу? Думаешь, нравится?

– Нет, что ты. Я об инструкции. Знаю, что это. Очень хорошо знаю.

– Ладно, не обижайся.

Ванная комната – три на три. Белый кафель цветет чернотой и зеленью. Ванна ржавая, у сливного отверстия сидит темный жук. Не обращает на нас внимания. Умывается, наверное? Усики раскинул – хорошо ему здесь. В стене пробоина с решеткой, как в казематах. Наверное, раньше в этих подвалах был острог. Застенки уж больно прочные. И жук такой старый и наглый – точно из поколения еще тех жуков, что были тут до сотворения мира. Ископаемое.

– Разделся? Теперь в ванну шагом марш!

– Я мылся, – пытаюсь протестовать. – Меня ж только из армии привезли. И жук здесь.

– Ты что, жука боишься?

– Боюсь. Боюсь его испугать. Шагну в ванну, а он испугается.

– Не испугается. Он всякого навидался. Мне тебя удобнее осматривать будет. Залезь и плавно повернись во все стороны. Руки раскрой, покажи подмышки. – Голос ее певучий и ласковый. – Не стесняйся. Так-так-так. Повернись спиной. Теперь обратно. Так-так-так. Мошонку подними. Одевайся. Кожа чистая. Руки только все в шрамах. Наркотики? Кололся в руки?

– Нет. Кислыми щами в пятку.

– Артист, – смеется девушка, и от ее смеха и абсурда всего происходящего мне становится спокойно и хорошо. Когда находишься внутри абсурда, нельзя протестовать здравой мыслью – будет больно. Так же, как биться головой в закрытую дверь. А вот когда голова пролетает в воздух, абсурд внутренний сопрягается с абсурдом внешним, и тогда легко. Мне стало легко от собственных шуток, жука в ванне и девушке в метре от меня. В иных обстоятельствах мне бы, возможно, стало «больно» – стыдно, то есть, – и я поспешил бы выпрыгнуть из своей кожи и убежать – а это, ей-богу, больно. В сумасшедшем доме стыд – нелепость.

Теперь между нами какая-то особенная связь – она меня рассмотрела под микроскопом инструкции. И рассмеялась. А я вертелся перед ней, как барашек на вертеле. Психологи, наверное, знают, в чем тут фишка. Она меня видела со всех сторон в мельчайших деталях. Я смог узреть только ее веселые глаза и губы с пушком. Несопоставимость актов познания. Мне остается мысленно дорисовать то, что ушло за кадр. В жизни много таких недоделок. В этом особая прелесть странных минут.