Глава первая,
в которой Блёклый воин принимает у себя Королеву Ужей
– Есть ли на свете вещь более хрупкая, чем держатель для туалетной бумаги!
Она вышла из уборной, хитренько улыбаясь пленительно вздернутыми углами тонких губ, не знающих помады. Никогда не красила. Отметала все обычно-женское. Это изумляло, сводило с ума: неженственная красавица! Ведь красавица?
Андрей уже и сам не знал, красива ли его Эгле, его Эгле, Королева Ужей (ах вот один уж уже заполз к нам в строчку, прямо после имени героя, брысь, кшш, пошел вон!) – если смотришь в лицо человека каждый день два года и не можешь не смотреть в его лицо каждый день два года (сегодня исполнилось), тут не до красоты.
Они виделись каждый день? Они супруги, они любовники?
Нет, нет. Они не виделись каждый день. Как любила повторять Эгле, «я даже сама себя не могу видеть каждый день». У него был изрядный запас ее фотографий, ее плакатов, и, когда влюбленная душа начинала плакать от голода и требовать пищи, он подолгу, до одури всматривался в них.
Это странное занятие. Если пристально смотреть в световой отпечаток лица, начинает клубиться белесый туман, лицо словно оживает, начинает меняться, как будто хочет что-то сказать. Можно взвинтить себя до такой степени, что и впрямь услышишь желанный голос. Андрей слышал.
– Ты, как всегда, права. Проклятый держатель отвалился сразу после ремонта. Недели три прошло.
– Ха, ты думаешь, ты один такой? Истинное обобщение возникает из опыта.
– Чувствуется бывшая студентка философского.
– Два года, меж-прочим!
Она уселась на «венский» стул – вместе с этажеркой это были единственные вещи, которые мама разрешила ему увезти из родительского дома, да и то верно, зачем молодому человеку старая мебель – и вздохнула, глядя на сервированный столик.
– Времин. Ну когда ты избавишься от пошлятины. Шампанское и фрукты! Как будто зазвал девушку из автобуса типа «кофе попить, музыку послушать».
– А что нужно? Абсент и конскую колбасу?
– Хотя бы. Или борщ и водку.
Она пила водку, надрывая его сердце. Курила черные вонючие сигариллы. На сцену выскакивала босиком, в джинсах и кожаной куртке, надетой на торс, едва прикрытый крошечным топиком. Эг-ле! Эг-ле! Реветь стали недавно, года три, когда королева Эгле и ее «Ужи» резко пошли вверх. Уже (опять пробрался, настырный змей!) развязные корреспонденты бумажной прессы начали потихоньку и, что приятней всего, бесплатно интересоваться, откуда взялось название и что руководительница группы предпочитает носить и есть. Уже (нет, прекращаю бесполезную борьбу – они победили и теперь будут гулять по тексту невозбранно) вышли два альбома, «Лесная» и «Утра нет», и в ленивом русском Солярисе (другое название – «публика») завелись очажки возбуждения: кто-то пришел.
Только солнце взойдет – вот и я…
Времин, такая фамилия, прадед из деревни Времино. Был там: реально Псковская область, и среди вполне классических именований вроде Гнилище и Бздюхи вдруг обманчиво-интеллигентные Домкино и Времино.
Это было тем более забавно, что своего времени Андрей не любил. Точнее сказать, не любил его кодекса, того набора гримас, который люди и называют «нашим временем».
– Чайку завари и поставь старье какое-нибудь. Бьорк, что ли.