– Аааа, ааааааа! О, ух… Ффффуууух… аааааа…
– Уа, уа, уааааа, ля, ля, кх-кх, уаааа!!!
Неужели-то уже? Уже ль?!
Ой, не могуууу… Но… Смогла же?
Такая гордость обуяла меня!
Такая усталая гордость.
В таких адских условиях…
Почему, кстати? Почему? Чего ради я стала рожать сама, как в средневековье?
Ладно, это мне еще предстоит выяснить. Отчего ж я стала – или меня стали – непонятно вовсе. Почему разговаривают как-то не так, как… как в средневековье! Белые халаты эти. Крики. Мази, пеленки, кремы, какие-то штуки футуристические – ой, наоборот, это как назвать? Средневековые тока. Средневековые!
Попала я в средневековье, попала – и родила тут. После того, что случилось в Галерее это – самое странное или… страшное. Или и то, и то. В общем, я поговорю потом… Кстати, что это за штука, не могу понять! Огромная какая-то, еле держу… Но диктофон в ней есть, и слава тебе боже. Наговорюсь хоть, напишусь всласть. Все расскажу, но не сейчас, а то тетка смотрит, ухмыляется. Чего ухмыляешься? – поди ж ты, обиделась, ушла. Перестала лягушонка моего обтирать, бросила мне на грудь. Ишь, присосался. Пойду, покормлю. Это приятно! Хоть не так болит внизу…
Чмок-чмок. Все сосет, лягушонок мой милый. Как я его назову? Мы с Гео придумали, что будет Сержик. Пусть и будет. Где-то теперь Гео, светлый мой? Ах… Последнее, что помню – напалм по узкому коридору, он впихивает меня, упихивает с этим животом в клеточку-комнатенку, сам остается там. Я не знаю, сжался ли он. Хочется думать, что нет: он же работал в противонапалмовом комитете, как раз и оборудовал такие клетушки в стене, и должен был быть пропитан противонапалмовой жидкостью с ног до головы… Но… он говорил, что ленится, что ему не хочется все время «предохраняться», чему быть, того не миновать – и все такое… Надеюсь, что Гео жив! Хотя, что мне-то до его жизни где-то там, раз я – здесь, в тупорылом средневековье, где даже когда мочизбургер попросила – зенки вылупили на меня, как на сумасшедшую! Пришлось тащиться в туалет и душ самой. Туда же спустя минуту зарулила девушка в белом халате. Не обращая внимания на огромный пельмень, комок плоти, истекающий кровищей, в который я превратилась после родов, она… красила глаза перед зеркалом! Жуть – вот в этом: я – комок, она – тельце. Ухоженное, с глазами и ресницами.