Это был обычный двор советского детства. Вернее, это был просто советский двор: с его одинаковыми серыми пятиэтажками, крашенными, обязательно в зеленый цвет, скамейками, бельевыми площадками, где гордо, напоказ, сохли зеленые женские рейтузы, полоскались на ветру белые мужские кальсоны, наволочки, простыни, детское застиранное белье, где посредине огромного двора, зажатого между домами, росли березы, и где все асфальтированное пространство было расчерчено «классиками» и разрисовано рожицами, солнышками и прочими фантазиями.
И это был двор Вовкиного детства. Это не был его родной двор, сюда привозили его на лето к дедушке и бабушке, жившие далеко в заполярных широтах родители.
Привозить его начали с шести лет, а уже в семь он в этом дворе впервые влюбился…
Они были ровесниками, она -очень маленькая ростом и очень задиристая, и он долго не решался с ней познакомиться.
И вот однажды, он подождал, когда уйдут подруги, осмелел и небрежной такой, как он думал, походкой подошел к ней, и не нашел ничего лучше, чем сказать:
– Эй, а у тебя трусы из-под платья торчат! – и деланно захохотал.
Трусы у девочек тогда, действительно, были длинные.
Она остановилась, сердито посмотрела на него и выпалила:
– Ну, и что! Трусов что ли не видел? Показать?!
И задрав коротенькое платьице продемонстрировала ему, синие стянутые на ногах резиночками, трусы.
Вовка не понял ничего, ответил, буркнув только:
– Больно надо!
Она видимо, поняла, что он ищет способ познакомиться, и, смягчив тон, протянула ему руку:
– Меня Галя зовут!
– А меня Вовка!
– Вова! – поправила малявка и тут же предложила:
– А давай в классики? –
Вскоре о «женихе и невесте, знал весь двор. Вернее младшая его часть, старшие малявками не интересовались.
Старшие, собирались кучками, покуривали за мусорными баками, бывало и пивко потягивали, и, встречая своих выходящих из подъезда девушек, по хозяйски обнимали их за талию и вели в кинотеатр.
И когда за Вовкой и Галей стали уж слишком назойливо ходить толпами их ровесники с криками: «Тили – тили тесто, жених и невеста!» Вовка решился.
Он жил без родителей – у дедушки и бабушки, и те, конечно, баловали его, в том числе постоянно давая деньги на аттракционы в парк, мороженное, и вообще, на «погулять».
И Вовка подошел к старшим парням и чуть оробев, все же спросил:
– На пиво дать?
Парни в момент все поняли, и самый длинный из них деловито спросил:
– А че надо?
Вовка показал на гурьбу пацанов, ничего не подозревавших и продолжающих орать про тили – тесто жених…
Длинный вместе с Вовкой подошел к ним, взял самого орущего за ухо и вытянул его до такой степени, что ухо и вправду чуть не оторвалось, строго сказал:
– Кто моего друга обидит, будет иметь дело со мной!
Деньги Вовка отдал, и от «жениха» и «невесты» отстали.
Но узнав об этой истории, Галя Вовке сказала:
– А сам не мог? Герой, какой нашелся? – И неделю к Вовке не подходила.
Вовка страдал. Потом на глазах у Гали он вдруг подошел к одному из бывших обидчиков и со всей силы дал ему в нос.
Брызнула кровь. Друзья избитого гурьбой бросились на Вовку, и помят он был изрядно.
Девчонки смотрели на эту драку с восхищением.
А Галка с гордостью подошла к встававшему с асфальта Вовке и помогла ему подняться, примирительно сказала: