Читать Нестихи. Книга вторая
«ПРЕДИСЛОВИЕ»
Ты когда-нибудь думала, что такое память? Человеческая память? Что это? Это как сила или как расстояние? Как её измерить? Какой линейкой, в каких единицах? В радостных вздохах, в слезинках?
Но точно не в днях или часах, потому что они предательски непостоянны и от природы хрустально хрупки.
Или может в запахах? Ну, одно неизмеряемое мерить другим неизмеряемым, по-моему, логично)))
Мы часто путаем память с сохраненной информацией, это не одно и то же.
Информация – это мозг, память – это душа (или нет такого органа? тогда, о чем я?!)))
Информация не может быть отрицательной – это лишь нули и единицы.
А вот память, проходя через узкие ворота сердца, причудливо окрашивается.
Но порой всепрощающее время выбеляет темные цвета, хотя не всегда удачно. Тогда получаются пятнистые воспоминания, ну или полосатые. Всё зависит от устойчивости дущевного пигмента…
В памяти все наизнанку, всё вывернуто центром наружу, все границы спрятаны внутри, и кругом разноцветный туман.
Можно лишь нащупав в этом фруктовом молоке что-то бесформенное и пульсирующее, пытаться вслепую возводить свои перевернутые пирамиды.
Но таков мир памяти – мир, где из улыбки вырастает радуга, а из радуги, как изумрудные капли краски на промокашке, вырастают луг, перелесок, васильки, облюбовавшие небо, пунктир белой стаи, пронзившей облако… и закинутые за голову руки, и гул шмеля, травинка в углу улыбки, той улыбки, из которой вырастает радуга…
«НЕБО»
Ты невероятна, как эта синева в розовом небе. Глядя на тебя, можно задохнуться. Ты целый мир. Пускай, не мой. Жаль, не мой. Удивительно понятный, неинтересный, но прекрасный. В тебе ветра по расписанию, дождь мокрый, а солнце слепит. И даже бездны неглубоки, но блестят невероятно.
Твои танцы огонь не люблю. Фианиты в твоих раскрытых ладонях не имеют цены ладони твои. Зачем мне эти бусины, зачем тебе моё золото? Мне нечего с тобой делить навсегда.
И поэтому право стрелы, как клеймо калёной любовью, на моём левом плече.
Эти расставания без встреч, эти искры во льду, эти росы глаз – всё это бессмысленно и свербяще, как случайная пуля в подворотне, рикошет, сбивший птицу, птицу без полета, птицу без гнезда. Лишь опустелые поля порой вспоминают тень её силуэта, скользящего по замерзшему небу…
Хорошо, что снайпер стреляет всегда точно в сердце, второй свинец в ту же рану не приносит боли, пролетая насквозь, экспрессом.
И май, и вечер, и растущая луна души… Все эти боги требуют жертв. Давай им перечить. Давай прощать слабых и топить их в стеклянных глубинах. Давай с улыбкой встречать бессердечных и обращать их в прах ударом обратной стороны цветка.
Мне бы только собрать все свои тени в кулак, стать вновь со стальным взглядом, с алмазным дыханием и обжигающе холодным. Тогда вернутся крылья, и останется далеко внизу та, что впускала синеву на свои розовые луга, та, что растворялась в прибрежной волне, та, что соловьиным эхом затихла меж мраморных колонн и сакуры.
«ЗАПАХ»
Самое для меня загадочное и непознаваемое проявление воспоминаний – это запах. Как его описать? Ведь сирень для каждого пахнет по-своему, тем более в прошлом. Запах памяти – это хитросплетение светотеней и лопнувших мгновений, и душа колышется на этом сквозняке от неприкрытой двери в былое. Каждый человек, который живет у нас в сердце, состоит из милых мелочей, он, как пазл, складывается из фотографического полуоборота с прядью волос, лёгшей по ветру на лицо, из смеха, из цветочного куста, по которому только что прошла ладонь, из силуэта, сливающегося с сумерками. Когда мне нужно собрать твой пазл, я в первую руку беру тот вечер без названия и даты, где-то на закате прошлого века в каком-то уже неважном году. Была зима, хотя в душе был март. Мы (кто «мы» – не помню, просто «мы», ну если хочешь – «детство»), итак, мы сидели у тебя в комнате при свечах и слушали музыку… пока я пишу это, память начинает подбрасывать мне пыльные детали, которые давно лежали нетронутыми на мнемоническом складе… это были маленькие колонки, они подключались к плееру… вот только цвет не разберу… не красный ли? Мы сидели молча и слушали. Чуть позже в «Утренней почте» Николаев рассказал, что в этой песне поётся о том, что «ты уже не та маленькая девочка, время идёт…». Помнишь, он перед иностранной песней всегда рассказывал краткое содержание, чем портил магнитофонную запись… так вот, мы сидели и слушали… я сейчас понимаю, почему мы так беззвучно и бесшумно сидели – мы впитывали тот вечер, забирали его с собой в будущее… но я никак не могу воспроизвести в памяти запах, запах твоей комнаты, запах первых чувств… мне кажется, что этот запах, как пароль ко всему детству, он как недостающая деталь в часовом механизме, стоит его добавить, и где-то в глубине коробки что-то затикает, заскрипит и медленно, но уверенно раскроется шкатулка, и заиграет музыка, и закружится балерина, и детство уже никогда не покинет меня, всегда будет под рукой, как старый, пушистый кот. Хотя, может в этой незавершенности картины прошлого и есть её ценность. А ценность эта заключается в том, что каждый раз, когда Мнемозина поманит нас забытым штрихом, по душе пробегают мурашки, это значит, душа ещё жива!