Эта удивительная, местами забавная, история произошла тогда, когда я, по настоянию отца, да и по собственному искреннему желанию, отучилась на ветеринара, прислушавшись к увещеванию родителя, известного в нашем городе зоолога, о том, что род человеческий катится в тартарары и скоро грядет его последний день. И если человечество со своей цивилизованной неразумностью неизбежно канет в Лету, считал он, то надо, по крайней мере, попытаться спасти братьев наших меньших. Этот довод был не главным при поступлении в институт, как вы понимаете, но папа, пришедший на экзамен поговорить с приемной комиссией, сплошь и рядом являвшейся его лучшими школьными друзьями, надолго застрял в экзаменационном кабинете, где тема апокалипсиса была дружно одобрена и поддержана. Ибо каждый ветеринар знает, что нет лучше друга, чем собака, и хуже врага, чем человек.
Однако я, хоть и была папиной дочкой, таки являлась исключением из этого правила: искренне любила как четвероногих, так и двуногих. И проработав четыре года в центральной ветеринарной клинике города, заслужила славу не только как профессионала в области спасения животных, но и лекаря человеческих душ в виде хозяев моих четвероногих, хвостатых, крылатых и пернатых клиентов. Ко мне вскоре стали стремиться излечить не столько своих питомцев, сколько рассказать о своих чувствах, тревогах, воззрениях, а иногда и просто, словно нечаянной попутчице в мчащемся за горизонт скором поезде, поплакаться о жизни и поведать свою сокровенную историю большой любви.
Наверное, это было связано с моим именем и моей внешностью. Про имя. Мой папа большой любитель животных, также имел вторую страсть – это балет. И единственной его идеальной любовью числились Спящая красавица, Жизель, Турандот и прочие утонченные девушки в пачках, исключительно в воплощении примы большого театра Майи Плисецкой, не раз посещавшей наш уездный городок с гастролями и всегда получавшей громкие аплодисменты и шикарные букеты из зала в знак любви и признания ее поистине гениального исполнения танца. Именно в честь нее и была названа я, по странному стечению обстоятельств Майя Евгеньевна Плисецкая. Однофамилица. На этом все сходства заканчивались. Так как моя внешность и здоровье, которые я очень ценила и ценю, достались мне от моей несравненной мамочки, художественного руководителя местного дома культуры, писаной русской красавицы, сошедшей с полотен Бориса Кустодиева: дебелая, пышная, розовощекая, голубоглазая, с красивыми локонами льняных волос. Прибавьте мою тонкую талию, за которой я строго следила в угоду современной моде, получалась настоящая «Русская Венера». Так ее и звали «за глаза» одногорожане.
Маму, кстати, не раз просили позировать и местные художники, часто посылали быть представителем города на международных соревнованиях или презентациях, даже выбирали лицом какой-нибудь рекламной кампании. С ее внешностью лучше продавались квартиры в новостройках, строительные материалы и даже земля. Каждый мечтал иметь такую соседку или главу ТСЖ. Она олицетворяла ту потерянную в хаосе цивилизации русскую красоту и душу, к которой стремился и стар и млад. Потому деятельность дома культуры кипела: театр, балет, ритмика, парные танцы, читательские посиделки, празднования всех красных дней в календаре на камерной сцене ДК.