Специализированная школа французского языка располагалась на улице Печатников. Массивное здание с крышей, напоминающей сползающую лаву, точеные колонны перед входом и львы с шарами в позах отдыхающих футболистов. Здесь все по-французски: география, литература, команды преподавателя на уроке физкультуры, и даже приблудившийся кот Марсик, сбежавший из сумасшедшей квартиры соседнего дома, где проживали завершенные алкоголики Чуевы, имел кличку Жюль. Впрочем, ему было совершенно безразлично, как его называют, когда кухарка выносила ему в коридор школьной столовой недоеденный учеником рамштекс.
– Джуль! – кричала она, держа на обрывке газетного листа, словно эклер, надкусанную котлету. – Джуль, чтоб тебя!.. Джулька, иди сюда!
Зачем так пронзительно голосить, пардон муа? Здесь мы, сзади…
В таких школах не учатся дети по территориальной принадлежности учебного заведения. Впрочем, почему бы и нет? Если есть четыре тысячи долларов в учебную четверть, примут хоть Чуева-младшего с олигофреническими проблемами. Но у Чуевых нет и сотой части этой суммы. Здесь учатся дети сотрудников французского посольства и наследники тех, кого принято в новой России называть людьми достатка, роскоши и свободы. В коридорах этой школы не увидеть драных колготок или ставших короткими за лето в деревне брюк. Ученики в период школьных каникул отдыхают не в деревне, а в Бургундии, Шампани или Провансе. По обмену. В условиях полной конфиденциальности и безопасности. Отроков и девиц от шести до семнадцати к трехэтажному строению в стиле ампир на улице Печатников привозят большие дяди с шеями толщиной с двадцатилетний кедр, в строгих костюмах, темных очках и с непременно выпирающими из-под невероятных размеров одежд кобурами пистолетов.
Это «бодигарды» – телохранители, если по-русски. Любой из них в момент, который они сочтут опасным, вправе напрячь шею и разорвать пополам всякого, кто приблизится к охраняемому ребенку. А ошибся он или оказался прав, это пусть папа разбирается, который платит за безопасность отпрыска. Пятьдесят долларов в час – средняя цена такой услуги, независимо от того, нужно будет кого-то рвать или нет.
Преподавательский состав собирали по всей России и зарубежью (если верить директору, уверяющему в этом всех, кто в начале учебного года в его приемной в сомнении теребит барсетки). Практически все учителя в школе на Печатниках являлись победителями конкурсов «Учитель года» либо были изъяты при помощи директорских чар из таких учебных заведений, как МГУ, Оксфорд и Йелль. Это очень трудная задача даже при условиях безграничного финансирования извне. Не потому, что из Йелля тяжело переманить в российскую школу преподавательский состав (это и без того ясно), а потому, что обязательным условием принятия на работу учителя должно быть отличное знание французского языка. Не на французском в школе на Печатниках позволено разговаривать лишь уборщице – тете Дусе и поварам. Но последние всегда в закрытом помещении, а потому испохабить французскую речь русским слогом не могут. С тети Дуси вообще спрос мал. Та засыпает в момент звонка на урок и просыпается за десять секунд до его включения. При этом все не понимают, когда она успевает содержать коридоры в идеальной чистоте.