«Прокуратура – око Государево».
Петр Первый.
Глава 1.Был месяц май
В Ворошиловград прилетаю утром в довольно минорном настроении, но беру себя в руки, не желая расстраивать встречающего меня отца. С него довольно письма о моем увольнении со службы.
Из аэропорта мы уезжаем на «Волге» Василь Палыча Лисова, старинного отцовского приятеля-фронтовика и нашего соседа. Судя по поведению, ему тоже все известно лишних вопросов Василь Палыч не задает. Отец же вообще отличается не многословием, что сейчас весьма кстати. Короче, встреча не радостная. Садимся в машину и едем домой.
В салоне слышится только ровный гул мотора и тихая музыка, льющаяся из радиоприемника.
А весна кругом в самом разгаре. Лежащая по обе стороны от автострады степь, расцвечена россыпями полевых маков и перемежается зеленеющими в долинах балками. На горизонте, подобно египетским пирамидам, в прозрачном мареве синеют шахтные терриконы, а над всем этим великолепием властвует бездонное голубое небо, с трепещущим в нем жаворонком. Льющем на землю свою песню.
Скопившееся за последние месяцы напряжение куда-то исчезает, настроение улучшается, и я вдруг понимаю, мое «автономное плавание» не закончилось, оно продолжается.
В отличие от отца, Таня, мама и сестра встречают меня более эмоционально – со слезами, и сразу же ведут показывать дочурку.
Она крохотная, с кукольными ручками и карими глазами.
– Ну, здравствуй, доча, – протягиваю ей палец. Малышка цепко хватается за него и радостно визжит.
– Узнала отца,– смеются окружающие, а я осторожно беру в руки маленькое тельце. Ребенок почти невесом, но неожиданно крепок. Он удивленно таращит на меня глаза и что-то довольно агукает.
– Разговаривает с тобой, – улыбается Таня.
Затем мы с отцом умываемся с дороги, все вместе усаживаемся за накрытый во дворе под цветущей дедовской яблоней стол и завтракаем. После бессонной ночи неодолимо тянет в сон, и меня отправляют спать. Подушка со свежими простынями пахнут барвинком, как в детстве, и что-то навевают.
Вечером нас навещает принаряженная родня, а когда в небе зажигаются первые звезды и она уходит, мы с отцом уединяемся в летней кухне и я рассказываю ему обо всем, что произошло.
Отец невозмутимо курит и внимательно слушает.
– Что думаешь делать дальше? – гасит он в пепельнице сигарету, когда я заканчиваю.
– Продолжу службу в органах здесь, на родине.
– Я бы на твоем месте устроился в прокуратуру. Образование ведь позволяет?
– Вполне.
– Я, кстати, по этому поводу уже кое – с кем говорил.
– И с кем же?
– Он называет фамилию первого секретаря горкома партии Малика.
Этого человека я немного знаю. В свое время он был парторгом нашего шахтоуправления, а потом ушел на повышение в областной комитет партии.
– Так что, пару дней отдохни, а потом его навестим (продолжает батя). И чтоб был непременно в форме. Носить ведь ее тебе не возбраняется?
– Не возбраняется, – улыбаюсь я, и мы идем спать в хату.
В палисаднике трещат первые цикады, в воздухе запахи ночной фиалки.
Через неделю едем в горком к Малику, который довольно радушно принимает нас в своем обширном, с коврами и дубовыми панелями, кабинете. После взаимных приветствий он усаживает посетителей за приставной стол (сам располагается напротив) и я вкратце рассказываю о себе. Выслушав, задает несколько вопросов, с минуту молчит, а затем говорит, нам в прокуратуре такие люди нужны. Чекисты, вооруженный отряд партии.