Читать Кронштадт и Питер в 1917 году
Об авторе
Фёдор Фёдорович Раскольников (настоящая фамилия – Ильин) (1892 – 1939) – советский военный и государственный деятель, дипломат.
Член большевистской партии с 1910 г. В дореволюционный период – активный сотрудник большевистских газет «Звезда» и «Правда». В период подготовки и проведения Октябрьской революции – один из руководителей кронштадтской партийной организации, член бюро Военной организации при ЦК и ПК РСДРП (б). В 1918–1920 гг. был заместителем Народного комиссара по морским делам, членом Реввоенсовета Республики, членом Реввоенсовета Восточного фронта, командующим Волжско-Каспийской военной флотилией. Участвовал в обороне Царицына (1919) и высадке десанта в иранском порту Энзели (1920) с целью возвращения оттуда угнанных белогвардейцами кораблей каспийского флота. Награждён двумя орденами Красного Знамени. С июня 1920 года по март 1921 года – командующий Балтийским флотом. В 1921—1923 годах работал полномочным представитель РСФСР в Афганистане, Эстонии, Дании и Болгарии.
В 1938 году, в период культа личности Сталина Ф. Ф. Раскольников был оклеветан, объявлен вне закона. Он отказался вернуться в СССР, предвидя неминуемый арест и расстрел. 26 июля 1938 года опубликовал в парижской русской эмигрантской газете «Последние новости» протестное письмо «Как меня сделали „врагом народа“», а позднее «Открытое письмо Сталину», в котором обличал репрессивную сталинскую политику.
12 сентября 1939 в Ницце (Франции) погиб при невыясненных обстоятельствах.
В 1963 году ЦК КПСС полностью реабилитировал Раскольникова, восстановил посмертно в партии и советском гражданстве. О нём стали появляться публикации в СССР, но без упоминания бегства за границу и письма Сталину, которое стало активно обсуждаться только в Перестройку в конце 1980-х годов.
Ф. Ф. Раскольников оставил большое литературное наследство, в том числе мемуары об Октябрьской революции и Гражданской войне.
Глава I. Февральская революция
1. Февральские дни
Февральская революция застала меня в Отдельных гардемаринских классах. Нельзя сказать, чтобы она пришла неожиданно. Не говоря уже о профессиональных революционерах, которые явственно чувствовали глухие подземные толчки революции, даже среди моих случайных коллег, учеников «привилегированной» морской школы, в последнее время все чаще слышались разговоры на тему о неизбежном вооруженном восстании и о возможной победе восставших.
Конечно, юные гардемарины, получившие доступ в кастовую морскую среду лишь благодаря своему дворянскому происхождению, рассматривали себя как сословие «белой кости», предназначенное для наслаждения благами мира. Эти безусые «дворянчики», отражавшие в своих тревожных беседах настроения дворянских салонов, не имели оснований ликовать в предчувствии бури.
«Сегодня женский день, – промелькнуло у меня в голове утром 23 февраля. – Будет ли сегодня что-нибудь на улице?» Как оказалось, «женскому дню» суждено было стать первым днем революции. Женщины-работницы, выведенные из себя тяжелыми условиями жизни, терзаемые муками голода, первые вышли на улицу, требуя «хлеба, свободы, мира».
В этот день, запертые в своем интернате, мы могли видеть из окон совершенно необычайную картину. Трамваи не ходили, что придавало улицам несвойственный им пустынный и тихий вид. Но на углу Большого проспекта и Гаваньской улицы беспрерывно собирались группы работниц. Конные городовые пытались их разгонять, грубо расталкивая мордами лошадей и ударяя их плашмя обнаженными шашками. Когда царские опричники въезжали на панель, тогда толпа, не теряя спокойствия, временно расступалась, осыпая их градом проклятий и угроз; но как только полицейские всадники отступали обратно на мостовую, толпа снова смыкалась в сплошную массу. В некоторых группах были заметны мужчины, но преобладающее большинство этих кучек составляли женщины-работницы и жены рабочих.