К заставе подъехали к десяти вечера, уже в полной темноте. Шлагбаум был опущен. Чадил смоляной факел, больше давая дыма, чем света. В деревянной полосатой будке дремал часовой. Неподалёку низенький караульный домик из бурого кирпича. Маленькие запылённые окошки слабо светились. Подальше у обочины стоял дощатый трактир, из которого исходил дух щей и свежего хлеба. Почтовая станция с конюшней лепилась к трактиру.
– Стой! – скомандовал солдат, выйдя из полосатой будки. – Кто едет?
Тут же в дверях караульного домика показался унтер-офицер. Фукс высунулся из окна кареты.
– Генералиссимус Суворов, – сказал он.
Унтер-офицер обернулся и крикнул внутрь караульного домика:
– Генералиссимус!
Дверь, распахнулась настежь, чуть не слетев с петель. Гулко стукнулась о стену. Унтер-офицера едва не опрокинули на землю. Человек двадцать офицеров выбежали из домика и окружили карету.
– Вы с ума сошли, господа! – зашипел на них Фукс. – Кто вам позволил встречать князя? Сами наказаны будете, да еще на светлейшего гнев накликаете. Вы же прекрасно знаете об указе императора.
– Простите, но честь нам не позволяет не встретить генералиссимуса, – оправдывались офицеры.
– Господа, светлейший без сознания. Оставьте, – умолял их Фукс.
– Хоть одним глазком взглянуть, – просили офицеры.
– Не тревожьте князя, – просил Фукс. – И без того еле живым довезли. Ему покой нужен, а не ваши виваты.
Шлагбаум взвился вверх. Усталые лошади повлекли карету с больным генералиссимусом в город. Офицеры выстроились по обе стороны дороги, отдавая честь. Затем кликнули ординарцев, которые прятали коней в небольшой рощице за трактиром. Вскоре все тихо разъехались. Вот и вся триумфальная встреча.
Один я остался стоять на дороге. Солдат не спеша опустил шлагбаум и спрятался обратно в полосатой будке. Унтер-офицер помялся. Хотел было мне предложить погреться в караульном домике, но не решился. Ушёл.
Неужели я вернулся? – не верилось мне. – Всего в миле от меня Петербург. Как странно, я уезжал два года назад, имея при себе одну лишь шпагу. Теперь возвращаюсь с тем же богатством. А что там в Петербурге? Кто меня ждёт? Аракчеев? Опять штабная рутина: возня с бумагами, разъезды по городу, скудный ужин в ближайшей харчевне и холодная постель в съёмном клоповнике… В редкие выходные – сборище друзей с попойкой и возможный отдых на гауптвахте.
Софья! – как будто кто-то крикнул в глубине души. Софья? С чего бы? Зачем я ей? Давно забыт…
– Ваше благородие! – окликнул меня мой новый ординарец. – Скоро к ночи.
Действительно, надо ехать. Не торчать же мне здесь до рассвета. Доберусь в казармы, отрапортую дежурному офицеру, получу место для ночлега. Нет! Все же надо сперва побывать у Аракчеева. Сделать доклад. Заодно потребовать ответа за дурацкое поручение, касаемо Великого князя Константина. А еще добиться через Аракчеева аудиенции у императора. Время позднее, но генерал-губернатор, бывало, засиживался далеко за полночь.
Я взглянул на дорогу, ведущую в Петербург. Голые деревья по обочинам, не просыхающая колея, разбитая сотнями колёс, кучки лошадиного навоза…
Как-то тоскливо стало на душе. Все же, что меня ожидает?
Хотел уже было тронуть коня, как к караульному домику со стороны города подъехала изящная карета. Герба на двери я не разглядел. Четвёрка отличных коней запряжена цугом. Лакей соскочил с задка, опустил ступеньку и открыл дверцу. Из кареты, осторожно ступая, вышла дама в соболей шубке. На груди меховая муфточка, куда она прятала руки.