Звонок застал меня в ванной. Ах да, это Олечка пришла, Наташина дочка. Быстро накинув халат и промокнув волосы полотенцем, бегу открывать. Мельком смотрю на часы в коридоре: двенадцать тридцать. Правильно, сегодня понедельник – четыре урока.
Институтская подружка Наташка, которая так и осталась для меня Наташкой, Натулькой, Тусечкой, для всех остальных теперь Наталья Александровна Ухорева – большой человек, начальник жилищного отдела в администрации нашего небольшого подмосковного города. Чиновница, руководительница, давно разделившая мир вокруг на полезное и бесполезное. У нее тяжелая работа, постоянно какие-то разборки, наезды, выкручивания перед всяческими комиссиями. Я подробно не вникаю. Стараюсь помочь, чем могу, потому что вижу, как Наташка крутится, бьется ради счастья дочки, ради ее будущего благополучия.
– А кто, если не я? Тебе хорошо, у тебя муж есть. Твой Петр и тебя, и твоих пацанов уже обеспечил до пенсии. А мне приходится на себя рассчитывать, дорогая. Только на себя. Завидую тебе, мышка моя. Но с другой стороны, я бы так не смогла: борщи варить, сопли каждый день подтирать, дома сидеть, как в тюрьме. Ну что за радость – прогибаться под мужика только потому, что он деньги зарабатывает? – говорила Наташка мне в трубку вчера в два часа ночи.
– Натуль, не прогибаться, а любить. Просто так, ни за что. Я люблю их: мужа, сыночков. Заботиться о них – радость! И счастье вовсе не в заработках. Не так уж все радужно на этом фланге, между прочим. У Петра клиент в суд собрался подавать и неустойку требовать, что некачественные трубы ему поставили. Петя третью ночь не спит, – шептала я ей, прячась от всех на кухне, чтобы не перебудить.
– Ладно. Жизни ты не знаешь, потому и не понимаешь, что без денег, связей, полезных человечков невозможно выжить. Иначе по помойкам пойдешь к пенсии. Помяни мое слово. Слушай, Настюх, мою завтра присмотришь? Не успеваю ей заниматься совсем. Загуляет, возраст сложный, боюсь упустить, – перескакивать с темы на тему Наташкина привычка с юности, боится потом забыть сказать то, о чем сейчас вспомнила.
– Конечно, пусть Олечка приходит. Покормлю, все сделаю. Не волнуйся. Она такая самостоятельная девочка, не то, что мои сорванцы. Пятнадцать лет, а рассуждает как взрослая. Да и Петр будет рад, дочки нет, так он к Олечке тянется, в шахматы учит ее играть, представляешь?
– Шахматы, это по нашим временам лишний груз на мозг. Лучше бы поучил Ольгу с экселем работать, в жизни пригодится.
– Экселем? Хорошая мысль.
– Договорились. Спасибо, дорогая. Пойду спать, а то завтра к мэру на ковер и еще две комиссии, потом лечу в Питер на пару дней, – вот во всем такая Наташка, порывистая, рациональная, деловая…
Преодолев замки, распахиваю дверь. Оля держит в руках сумку с учебниками и вся дрожит.
– Заходи, котенок. Ты чего дрожишь-то? – тонкие длинные ноги торчат из короткой юбки и тоже трясутся, челка стоит как памятник на площади, залитая непомерным количеством лака, длинные от фирменной туши ресницы хлопают как крылья заморской бабочки.
Глядя на это чудо, я, признаться, нет-нет, да и подумываю о третьем ребенке. А вдруг девочка? Ну и что, что уже тридцать пять, сейчас и в пятьдесят некоторые рожают.