Поднявшись с кровати, я собирался выйти из дома, как вдруг мое внимание привлекли стоявшие на окне, почти засохшие петунии. Я зашел на кухню, наполнил водой зеленый разбрызгиватель и наконец-то полил петунии и гвоздики. Солнечный луч просочился через отверстие в двери, маня меня на улицу. Я осторожно потянул дверь на себя, и она отворилась со скрипом.
Теплый душный воздух окутал мое лицо, а легкий ветерок развевал мою белую свободную рубашку. Я окунул ноги в теплый белоснежный песок и ощутил легкое жжение. Песок был слишком горячим, и мне пришлось вернуться домой и надеть сандалии, чтобы спокойно добраться до моря.
Часть 2
Палата интенсивной терапии № 357
«Доктор, разве вы не видите, что это особый случай? Надеюсь, вы понимаете, насколько все серьезно.» – сказал Доктор Смит, глава больницы, доктору Альберту, не обращая на меня никакого внимания. Если бы только они могли поговорить где-нибудь в другом месте…
«Дорогой Альберт, вы же понимаете, насколько он важен для нас. Вы не можете просто взять и сказать мне, что все кончено!»
Сейчас я понимаю, что сам частенько заводил подобные разговоры. Только теперь речь шла обо мне. Жаль, что у меня недостаточно сил чтобы кинуть в них что-нибудь, дабы преподать урок всем докторам и научить их не поднимать шум при больных. Хотя я и не был болен.
Как будто этих двух идиотов было недостаточно, в палату, еле волоча ноги, вошла Джанет. Она ввела что-то в мою капельницу и ушла.
Я практикующий врач, специалист по коме. Но сейчас другие врачи стоят у мой кровати, пытаясь вернуть меня к жизни. Однако, я не собирался возвращаться в эту ужасную больницу. Меня вполне устраивала моя новая жизнь.
Немного погодя все затихло. Были слышны только шум волн и голоса детей. Время от времени голоса детей доносились до меня будто свист.
Я встал с кровати, отодвинул занавеску, которую постоянно колыхал ветер. Шум волн стал отчетливее. Лена пекла панкейки на кухне, и их запах распространился повсюду. Я не знал сколько сейчас время. У нас не было часов, да и совсем не важно который сейчас час.
«Если Лена делает панкейки, должно быть сейчас утро», – подумал я.
Я вошел на кухню и Лена улыбнулась мне. Здесь мы не говорим друг другу «доброе утро» или «спокойной ночи».
«Садись кушать панкейки, ты должно быть очень голодный», сказала Лена. Мы не задаем вопросов друг другу. Мы и так все знаем. Просто знаем.
«Лена, дорогая, я прекрасно знаю как это делается. Не нужно объяснять мне миллион раз. Это легче легкого, вот, смотри!».
Затем я часами катался по волнам, а Лена больше не волновалась. Она сидела на песке, наблюдая за мной. Все это время на ее лице была радостная улыбка. Ее белое платье было смято под ногами, и время от времени волны обволакивали ее стопы.
Когда я вернулся на берег, она все еще сидела на том же месте. Мне было тяжело дышать, и я почувствовал голод. Лена поднялась, откинула от меня доску, и мы пошли домой.
Мы почувствовали запах стейка и картофельного пюре еще до того, как вошли в дом. Наши взгляды встретились, и ее улыбка стала еще шире.
«Сними обувь, я недавно помыла полы. Иди помой руки или останешься без обеда», – сказала Лена.
«Да, мадам», – ответил я, встав на колено и поклонившись. И мы захохотали.