⇚ На страницу книги

Читать Степь украинская

Шрифт
Интервал

Мне двенадцать лет, и мама везет меня на тачке в санаторий для особо ослабленных детей (СООД). Так написано у мамы на бумажке. Мама сумела получить этот бесценный документ после отвратительной борьбы с райкомом партии.

Мама была подпольщица и забивала металлические штыри против немецких танков, едущих к Сталинграду. Вернувшаяся советская власть всякий порушенный от чего-нибудь при немцах домик приписывала себе как собственную заслугу. И не было, мол, никаких самодеятельных подпольщиков типа моей мамы. Как же бились наши партизаны за справки о том, что штыри на шоссе Никитовка – Константиновка были забиты мамой, а на шухере при этом стоял учитель истории Иван Кузьмич. Скривив рот, секретарь райкома выдал документ со словами: «Ну, я вам эту наглость еще припомню. Борцы, ё… вашу мать. Может, вы и Киев брали?»

Я все это знаю, несмотря на свое малолетство и как бы неприсутствие в жизни взрослых людей. Весь мой мир был в книгах. К своим двенадцати я уже прочла и обрыдала «Домби и сына», знала десять томов романиста Всеволода Соловьева, «Мадам Бовари» и даже «Нану». Я своим детским умом пришла к первой самостоятельной мысли: жизнь женщины счастливой не бывает. Не бывает, и все тут! Так бы я и жила в слезах и разочаровании, что родилась девчонкой, если бы не Пушкин. «Барышня-крестьянка», «Капитанская дочка», а главное, «Метель» вернули мне даже не детский, а какой-то светлый и большой оптимизм и взрастили странное, даже глуповатое отношение к Пушкину. Мол, он единственный на свете женский защитник, не угодник, как считалось более верным, не бабник какой-то там, а именно защитник, любящий женщин. А значит, самый умный человек на свете – Пушкин.

Незадолго до этой поездки в СООД я добралась до Чехова. Снова рыдала – над «Спать хочется» и дедушкой Фирсом, запертым в доме, а потом начала читать «Степь». И бросила бы сразу – показалось скучно, – не будь в героях рассказа мальчишки-ровесника Егорушки. Я уже мысленно дружу с ним. Я вообще легко общаюсь с мальчишками. Войну мы встретили в трусиках, только у некоторых девчонок появились на груди горошины. Они и гордились ими, и стеснялись их. У меня – ничего. Я не в курсе главного отличия себя от мальчишек.

Глаза на мир открыл мне Немка, он стал нашим соседом перед самой войной. Бабушка на всякий случай сказала деду: «Укрепи забор. Люди вроде интеллигентные, но мало ли…» Немка был замечательный, он показал мне Большую Медведицу, Полярную звезду и Вегу, на которую я пялилась как оглашенная. Он же показал мне, чем мальчик отличается от девочки, отодвинув доску забора.

Конец ознакомительного фрагмента.