Читать Мидас

Пролог

Однажды, там, где песок касается раскалённого неба, где усохшие ветви склоняются под палящим солнцем, там, где жизнь протекает скоротечно, словно капля крови по лезвию ножа, брёл в никуда путник.

Лохмотья его старой накидки развевались словно флаг. Флаг беспечности, свободы, которая была лишь мнимой тенью, падающей на каменистую почву. Шпоры сапог уступили былой блеск ржавчине. Они больше не издавали яркого звона, а лишь поскрипывали, наравне отголоскам его душевной боли.

Эта боль терзала его не из прошлого, а ждала в будущем. Зная это, путник шёл ей навстречу, пытаясь сыграть в последний в своей жизни поединок. Также как играл он заключительный аккорд его собственных песен.

Но всё это ждало его через какую-то милю пути, а пока он пел свою последнюю песню…

Акт 1

Рождение

Сумерки мягкой пеленой окутывали небольшое ущелье. Крик стервятников постепенно утихал, а шипение змей уже не отличалось от шелеста песка, гоняемого вечерним ветром.

Где-то там, в глубине, слышался звук старых ржавых цепей, которые, словно Атланты, из последних своих сил держали ветхую табличку «SALOON». Здесь был последний оплот цивилизации на несколько сотен миль вокруг. Место, куда путники заглядывали, дабы переждать неприветливые, ночные песчаные бури.

Были здесь и те, кто не покидал старого деревянного домика. Компания была разношерстной, каждый со своим характером и принципами, но все это меркло перед силой стихии, бушевавшей по ночам. Все они ждали рассветных лучей, словно напоминание, что пора покинуть гостеприимный уголок спокойствия и отправиться в путь. Кто-то возвращался в этот же вечер, кто-то следующей ночью, а некоторые уходили навсегда.

Домик трудно было заметить издалека, пески словно не хотели показывать его чужакам. Поэтому считалось, что если ты впервые в этих краях и нашел это пристанище, то удача на твоей стороне. К новеньким здесь относились с опаской, но всегда первая стопка была за счет заведения.

К слову, бар не был богат на разнообразие, но виски хватало всегда и на всех. Старый бармен никогда не жалел выпивки, порой даже переливал через край. Он понимал, что у путника это может быть последняя ночь в здешних краях.

Старик Кени. Так местные звали этого бармена, который был и поваром, всегда подавал на выбор мясо, либо жареные лепешки. Где он доставал продукты никто не знал, да и всем было на это плевать. Ведь если тебе налили и поставили тарелку, значит, до утра ты точно доживешь. Ну а когда со ступенек, которые здешние величаво звали их «сценой», играл на своей гитаре Он, ты и вовсе забывал о своих проблемах.

Местные звали его Мидас. Говорили, что руки у него золотые, и не напрасно. Ведь когда он касался своих струн, воздух вокруг превращался в патоку. А стоило услышать его пение, время тут же замирало и возникало одно единственное желание – лишь бы ночь длилась вечно.

Его длинные черные, словно грива Буцефала, волосы двигались в такт вибрациям струн. Щетина покрывала изрезанное горячими песчинками лицо, а в глазах была боль, которую невозможно было скрыть.

Вся эта боль, как тягучий мазут просачивалась через его песни. В каждой ноте, в каждом звуке, она растекалась по трухлявому полу старого салуна. Звук старой медной оплетки вырывался из-под грифа и разливался золотым эхом в старых покосившихся стенах.