Мягкие лучи небесного светила просочились сквозь чистые, но неровные оконные стёкла, порождая причудливые тени и рассеивались, даруя помещению новые, оранжево-розовые пастельные тона.
Дом стоял на холме, покрытом густой, изумрудно-зелёной, травой. С виду, в холме не было ничего необычного, чего нельзя было сказать ни о доме, ни о дворике вокруг него.
Здание напоминало несуразное нагромождение элементов. Собранный из цельных, ошкуренных брёвен в людской обхват, дом располагался на каменном фундаменте в сажень высотой. Четыре этажа, включая мансарду и полуподвал покоились под шестискатной красной черепичной крышей.
С северной стороны к дому была пристроена башенка, возвышающаяся ещё на добрых два этажа над верхним ребром кровли. Башня сия служила библиотекой, смотровой площадкой и рабочим кабинетом одновременно. С остальных же пяти сторон дом был окружён балконами и верандами, крыши которых также выполняли функции балкона. С южной и восточной стороны веранды были открыты и образовывали своеобразный портик, несильно, но регулярно заваливаемый всевозможным хламом. Западные же были крыты, оснащались каминами и предназначались для посиделок в зимние морозные вечера, когда сугробы сглаживали холмистое пространство и в некоторых низинах можно было совершенно спокойно утонуть в снегу. Трубы каминов уходили в основное здание и, сливаясь воедино, выходили на главной крыше огромным каменным дымоотводом, в который без труда могло пролезть взрослое животное средних размеров.
Странно выглядела и ограда, состоящая из вертикально поставленных плоских камней. Камни эти стояли неплотно, и, если бы не кустарник, прорастающий меж ними, смысла в данном нагромождении не было бы вообще. Но так казалось лишь с первого взгляда. Вся необычность открывалась поздним вечером и при изменении погоды.
Так, с приходом сумерек на ограде начинало прослеживаться небольшое свечение, которое тем сильнее крепло, чем гуще наступала темнота. В полночь, когда свет падал лишь от звёзд, да планеты-спутника, сотни узоров начинали переливаться красками во всём видимом спектре. Погода же вносила свои коррективы, так как камни эти были не просто кусками породы, но имели множество ложбин, ходов и отверстий. Дождь, ветер, холод и зной, всё это заставляло изменяться камни, расширяться и сужаться, вызывая звуки, сливающиеся в одну, едва различимую, но всё же понятную мелодию, а ветер лишь красочно дополнял композицию. Каждый раз мелодия была разная и все, кто был в этом необычном месте могли поклясться, что никогда не слышали одной и той же песни валунов дважды.
В тот вечер, о котором мы начали своё повествование, хозяин дома сидел на огромном крыльце, в глубокой задумчивости изучая горсть гальки. С виду он невероятно сильно походил на людскую породу разумных. Росту в нём был целый эржэ1, стройное тело, русые, с рыжими прядями, волосы средней длины, выбритые и выскобленные на затылке и висках до белизны кожи и заплетённые по краям в плотно прилегающие к голове косички. Гладко выбритое лицо выражало крайнюю заинтересованность камнями, сжатыми в ладони с очень длинными пятью пальцами. Узкие, горизонтальные зрачки тёмно-зелёных глаз дёргались, переводясь с камешка на камешек. Тонкие губы, алой полоской прочерчивающие белую, чуть тронутую загаром кожу, то и дело приоткрывались, являя миру ряд острых, чуть желтоватых клыков.