В холодном сером небе застыла солнца бледность,
А по полям намедни рассыпался снежок.
Едва держась на ветке и проклиная бедность
Воробушек клюёт мороженный дичок.
Раздетые деревья сгорбатились стыдливо
Под тяжестью насмешек царевичей-ветров,
Дороги опустели, их огибая криво
По девственному снегу бегут следы волков.
Бегут и исчезают в глухой глубокой чаще,
Откуда то и дело голодный слышен вой.
А на лесной опушке толпа людей кричащих
Телегу дружно тянет с кобылою худой.
На той телеге ветхой везли они Россию,
И тонкие поводья держал Иван-дурак.
Везли и пели песню о будущем счастливом,
Заехали в ухаб, не выехать никак.
Улицы скрылись во тьме,
Но потихоньку горит,
Стоя на ржавой ноге,
Старый фонарь-инвалид.
Стелется немощный свет
Мимо дворов и дорог.
Сильно, на старости лет,
Этот фонарь занемог.
Лазает ветер в кустах,
Мыслит о чём-то худом,
И на опавших листах
Пляшет чечётку с дождём.
В стоках бушуют ручьи.
В это ненастье и хмарь
Кто-то из мрака ночи
Вышел и встал под фонарь.
Ловит лучей колоски,
Мнётся на голых ногах
Грязный лохмач и куски
Хлеба сжимает в руках.
Кутаясь в мокрую шаль,
Дырам забывшую счёт,
Он, подпирая фонарь,
Корку ржаную грызёт.
Ветер на подлость горазд,
Жалкий слуга октября,
Дунул, и тут же погас
Немощный свет фонаря.
Ночь, словно дёготь густа,
Шепчет бродяга во мгле:
"Отче – родитель Христа,
Слышишь, молюсь я тебе.
Я не прошу серебра,
Полные денег мешки,
Дай лишь немного добра
В пригоршень честной руки,
Лёгкой судьбы для сирот,
Кров для бездомных людей,
Мирных и вольных широт,
Хлебных бескрайних полей.
И помоги одолеть,
Боже, нам всякое зло,
Когда вновь возьмутся за плеть
Сильные мира сего".
Шёпот утих, и резвей
Дождь по листве задробил.
Снова фонарь в темноте
Мутный свой глаз приоткрыл.
Сон ли приснился ему?
Был человек или нет?
Видит – уходит во тьму
Чей-то живой силуэт.
Думает старый фонарь,
И не поймёт отчего
Кто-то в дырявую шаль
Крепко укутал его.
Только теперь ли хворать?
С шалью, ведь, всё нипочём.
Пусть продолжает плясать
Ветер чечётку с дождём.
Сестре Насте
Украдкой выйдя из пригонок,
Виляя беленьким хвостом,
Лизнуть пытается телёнок
Луну лиловым языком.
Она висит над самым ухом,
Не далека и не близка,
Поманит сладкою краюхой
И тут же спрыгнет с языка.
Ох, если б знал глупыш хвостатый,
Что год за годом вопотай,
Его хозяин бородатый
Ловил такой же каравай.
Что он, бродя под звёздным небом,
И забираясь на стога,
Так ничего и не отведал
Вкусней земного пирога.
Густеет тень и ветер дышит,
Поверх небес ночной мираж;
Луна становится чуть ближе,
Чуть дальше мир угрюмый наш.
Уже касаются ресницы
Поющих в небе звёздных стай.
Телёнок спит, телёнку снится
Вкуснейший в мире каравай.
Коркину Игорю Петровичу посвящается
По деревне тихие прогулки
Памяти лишь чудятся едва,
И судьбой развенчанные руки
Не сомкнутся больше никогда.
Загрустит простуженная муза,
Я её покрепче обниму,
Босиком по летним тёплым лужам