Как только он слышал похоронный звон, бросал все и спешил к церкви. Там он с благолепием подпевал сиплым тенорком:
«Святый боже, святый крепкий…»
На припухших от пьянства его глазах дрожали слезы.
В летний ли зной или в зимние бураны за гробом он шел с пепокрыгой головой, и лысина его, окаймленная венчиком седых волос, лоснилась от грязи.
Усерднее всех, до поту, работал он на могиле заступом. Но зато настойчивее других попрошаек просил он на поминках водки.
Он говорил родичам покойника:
– За упокой души новопреставленного раба божия, пожалейте ДУШУ живую!..
И вот за это его прозвали «Душа». [105]
Кроме похорон он в харчевне Степаныча зарабатывал водку пением, танцами. Душа был уже стар. Плохо видели хмельные глаза. Дрожали пьяные руки. Облысела голова. Морщины избороздили лицо и шею. Но сохранились, как в молодости, прекрасные крепкие зубы.
Посетители кабачка говорили:
– Закусишь стаканом, – дадим водки…
И Душа пил водку, закусывая стаканом. Хрустело стекло. Скрежетали зубы, дробя стакан, а лицо Души было равнодушно и бесстрастно.
Так как покойники в городе случались не каждый день, а харчевня торговала и в будни и в праздники, Душа был завсегдатаем харчевни. Первым он заходил в нее и последним уходил.