Панельные девятиэтажные дома, построенные в семидесятых годах прошедшего столетия. Шестиподъездные, тощие, всего в два окна их ширина с торца, а подъездов шесть, и ни одной арки, позволяющей не обходить дом. Здания далеко разнесены один от другого, между ними гуляет солнце и ветер. Нет двориков, замкнутого пространства, отделяющего дворы от простора улиц и вся жизнь на виду. Архитектурную монотонность строений кое-где разнообразят керамические плитки: то розовой покроют эти костяшки домино, застывшие на ребре, то голубой или зеленой. Бедность, единообразие, социализм.
Но жители не замечают безликой скуки спальных районов, лишенных уютного городского пейзажа, одинаковых во всех городах страны, и яростно мечтают получить квартиру в таком доме, выехать из коммуналки, из полуразвалившегося собственного дома или из тесноты и склок жизни в одной квартире с родителями.
Заселившись, жильцы видоизменяют облик домов: застекляют лоджии, красят рамы в разные цвета, закрываются от любопытных глаз пестрыми шторами и тюлем, развешивают на балконах бельё и выставляют на подоконники горшки с цветами, помечая границы своего личного существования: мы вот такие, мы здесь живем!
И совершив всё это, начинают на просторах выданной им в пожизненное пользование, выстраданной квартиры, новую, в мечтах счастливую жизнь. Строят восхитительные воздушные за́мки в скучных домах архитектуры второй половины 20-го века. И за́мки эти обрушиваются чаще, значительно чаще, чем воплощаются в жизнь. Впрочем, трезвые рациональные люди и за́мков не строят, а живут себе и живут изо дня в день, довольствуясь той долей, которая досталась им от века прихотью природы, человеческого общества или по воле бога, как смиренно считают верующие.
Течет в панельных домах пестрая, многоликая, разноцветная жизнь, контрастируя своей пестротой с монотонностью окружающей эту жизнь архитектуры. Жизнь то грустная, то веселая, то трагическая в своей неизменности и неизбежности смертей и рождений.
1
Наш девятиэтажный, голубой и белой плиткой облицованный дом выстроен в бывшем яблоневом саду, и первые годы был окружен плодоносящими яблонями. Шесть подъездов, девять этажей, на каждой площадке по четыре квартиры. Тридцать шесть квартир в каждом подъезде. Целая деревня.
Тридцать лет живу здесь, а всех соседей по подъезду не узнаю в лицо. На своей площадке знакома со всеми, знаю семью подо мной и надо мной. Первых я заливала не раз, вторые заливали меня. Кто на первом живет, их чаще видишь, примелькались, а там как придется: знаю кого-то с пятого, с девятого.
Да и люди меняются, динамика после девяностых большая: кто-то приехал, кто-то уехал, выбыли в соседний дом, в другой микрорайон, или на кладбище. Дети выросли, народили ещё детей, за тридцать лет и те выросли, и снова кому армия, кому отсрочка, кто в институт, кто в техникум, или замуж, кто вниз, кто вверх, каждому своя дорога в жизни.