Весной 1857 года молодой капитан Йоркширского полка умирал от скуки. Он все не мог свыкнуться с тем, что служит не в гвардии и даже не в кавалерии, а в самой обычной полевой пехоте. В тот век важно было не как служить короне, а где служить. Горделивых кокетливых англичанок не мог заинтересовать его красный мундир, который становился еще краснее от стыда непрерывных неудач и тлеющей зависти к более преуспевающим партнерам. А женщин ему хотелось. Пусть хоть не их любви, а для начала их самих. Но пустых фантазий было мало, и Ричард Уигэн был лишним на этом колониальном пиршестве всемогущей викторианской метрополии.
В печальные минуты раздумий ни любящие его до беспамятства старики-родители, ни дворянский титул, ни офицерский чин не занимали разум капитана. Порой,раздосадованный его безразличием и отрешенностью, покидал Уигэна его единственный товарищ – отставной сержант, добродушный усатый старичок и бывалый фермер Джон Саливан. Он становился печальным. Лицо выражало умеренное, но строгое осуждение. Уигэн не замечал искреннего желания Салливана развеселить загрустившего товарища английским юмором и похабными анекдотами. В такие минуты Ричард Уигэн походил скорее на плаксивую девочку, чем на офицера британской армии:
– «Помню, весной 1854 года привезли нас в Константинополь. Жара страшная, комары, мухи. В общем, сэр, это вам не йоркширская прохлада. Но хоть «туманных» дождей там не было. И на том спасибо. Так вот там говорили: «за полфунта здесь можно купить отменную говядину, а за полпенни не менее отменный сифилис». Эх, что правда то правда – сказал Саливан кряхтя и отхаркиваясь в пепельницу – трахались мы там чаще чем ели.
– «Ну а почему вы ушли из армии, Джон? Вы ведь столько служили и так сержантом и остались» – сказал Ричард, едва сдерживая улыбку.
– «Да понимаете, тут такое дело мне жена изменила. С каким-то полковником. Он ей и украшения покупал, и в рестораны дорогие ходил. А что я могу против начальства? Знаете ли, шестеренка работает на станок, а против него – это уж не обессутьте, мил человек. Ни-ни. Не по правилам это. Так что я решил забыть все и послать армию и эту шлюху к черту»
– «Эх, у вас хотя бы жена была»
– «Впервые слышу, чтобы кто-то этому завидовал. Да и вы знаете, что такое обладать счастьем, а потом всю жизнь впустую. А я еще видел, как он ее того – глаза его задергались, губы задрожали – ладно, не будем о грустном. А знаете, что, Ричард? Пойдемте-ка завтра на крестины к моему племяннику. Да, сельская церковь, занудный священник
– «А мне уже 26 и никого, представляете? Я никому не нужен, тоска смертная. Сплин, сплошной сплин, сдобренный микстурой несчастья»
У Уигэна не было ни жалостного обаяния мистера Уикхэма, ни проницательности Дарси, ни невозмутимости его русского коллеги по холодности. Ричард не умел танцевать и ненавидел пустую философскую болтовню светских приемов. И правда, как в погожий летний день можно сидеть в душной, пропитанной провинциальным потом мансарде и обсуждать мировоззрение Гегеля, идеальное государство Платона и политию Аристотеля. Нужно гулять, дружить, любить, служить! Только и этого Уигэн не делал, зато очень много и продуктивно думал. Его раздражало, что люди в спорах самоутверждаются за счет других, но только потому, что сам не мог этого сделать.