Сегодня мне исполняется сто лет. Я не только прожила целый век, но и встретила новое тысячелетие.
За окном, над вершинами Канченджанга, встает солнце, а я лежу в постели и улыбаюсь своим мыслям. Просто смешно. Будь я, например, изящным креслом, давно считалась бы антиквариатом. Меня бы отреставрировали, отполировали и выставили напоказ, чтобы все могли оценить мою красоту. К несчастью, с человеком такого не сделаешь. В отличие от произведений краснодеревщика наше тело с годами не становится прекраснее. Моя телесная оболочка превратилась в прохудившийся мешок с костями. Вся красота – глубоко внутри: накопившаяся за сто лет мудрость и сердце, которое бьется в такт с чувствами.
Ровно сто лет назад мои родители, как принято в Индии, попросили астрологов предсказать судьбу своей новорожденной дочери. По маминым словам, мне предрекли долгую жизнь, однако в тысяча девятисотом году мама с папой считали, что я проживу в лучшем случае лет шестьдесят.
Раздается негромкий стук в дверь. Моя верная служанка Кева принесла поднос с чаем «Английский завтрак» и кувшинчиком холодного молока. Пить чай по-английски – привычка, от которой я не смогла отказаться за семьдесят восемь лет жизни в Индии.
Я не отвечаю на стук, желая в это особенное утро подольше побыть наедине со своими мыслями. Кева наверняка захочет обговорить со мной события дня и потребует, чтобы я немедленно вставала с постели, торопясь привести меня в порядок, прежде чем начнут съезжаться гости.
Облака над заснеженными вершинами загораются розовым, и я устремляю взор в небеса в поисках ответа на вопрос, который задаю себе каждое утро уже семьдесят восемь лет.
Пожалуйста, пусть это будет сегодня, прошу я богов, потому что знаю: мой сын жив. Всегда знала, с того самого дня, когда увидела его в последний раз. Если бы он умер, я бы почувствовала. Я всегда чувствую, когда уходит кто-то из близких.
На глазах выступают слезы. Я поворачиваюсь к прикроватному столику, где стоит единственная сохранившаяся фотография моего первенца – двухгодовалый херувимчик улыбается, сидя у меня на руках. Этот снимок я получила от своей подруги Индиры вместе со свидетельством о смерти, через несколько недель после страшной новости.
Целую жизнь назад. Мой сын теперь тоже в преклонном возрасте. В октябре нынешнего года он отпразднует восемьдесят первый день рождения. Я всегда отличалась богатым воображением, но не могу представить его старым.
Решительно отвожу взгляд от фотографии: сегодня мне положено наслаждаться праздником, который устраивают в мою честь родные. Хотя почему-то именно в праздничные дни, когда я вижу дочь, внуков и правнуков, боль от потери сына становится еще невыносимее.
Все они уверены, что мой сын умер семьдесят восемь лет назад.
– Тебе ведь даже выдали свидетельство о смерти, оставь его покоиться с миром, – со вздохом говорит моя дочь Муна. – Радуйся, что у тебя есть мы.
Прошло столько лет; я знаю, что огорчаю Муну, и, по-своему, она права. Дочери хочется, чтобы мне хватало ее одной, она не понимает, что потерянный ребенок навсегда остается в материнском сердце.