Читать Карантин для родственников
Рабочие куски памяти иногда расфасовываются в ящики. В данном случае цвет ящиков варьировался от светлого до темно-янтарного. Удачлив тот день, когда воображение позволяло видеть их отчетливо. В такие дни Елене казалось, что она даже ощущает запах виртуального комода, напоминающий сандаловое дерево. Но главная фишка – каждый ящик имел перегородку, где левая часть представлялась больше правой. Именно она была рабочей – служила пристанищем для мыслей, приходящих на бегу. Конечно, не для всех, только о знаковых событиях жизни Елены. Эти мысли сами вызывали ящики родственной темы, ныряли в них, и – до лучших времен. Избавляясь от излишества быта, писательница тогда с азартом уходила в работу. Смутные видения озарялись светом интуиции. Вопрос: почему то или вот это случились именно так, а не иначе, обрастал плотью ответа. Интересный факт: чем интенсивнее велась работа в левом отсеке ящика, тем четче становились картинки в правой его части. Потрясающее зрелище – видеть некоторые зарисовки прошлых жизней, напрямую связанных с событиями нынешней жизни на Земле…
Ящики, работая по принципу «все свое носим в себе», были незаменимой находкой. Но в каком порядке представить накопленный материал, где место первому ящику или тридцать пятому, Елена еще не знала. Будучи всегда под рукой, виртуальный комод укреплял память. Являясь то записной книжкой, то рабочей тетрадью, он становился черновиком будущей повести, или, если повезет, романа.
Часть первая
Помня, как отец твердил еще с вечера: «Смотри, сама не вздумай! Подведешь всех под монастырь…», ключи от квартиры Ника отдала через охранника. Оказаться в данный момент лицом к лицу со свекром, бывшим фээсбэшником, владельцем частных охранных предприятий, – стать мартышкой в животе удава. Когда-то поджарый, сейчас располневший, но до сих пор несловоохотливый, Анатолий Дмитриевич своим рентгеноскопическим взглядом походил на детектор лжи. А в этот день на противостояние попросту не было сил. Бессонная ночь: поспешный сбор вещей (к восьми утра ждали контейнер). Каждый раз, замирая от шумно двигающегося лифта, прислушиваясь к звукам на лестничной клетке, Ника опасалась: не дай бог явятся Роговцевы, тогда туши свет! Андрей уже три дня не просыхал. То кричал в телефонную трубку: «Ты мне жизнь искалечила… из-за тебя, сука, пью!», то слал одну за другой эсэмэски – любовные стихи, написанные в пылу угара. Свекровь вещи начнет делить: крик пойдет с руганью. А здесь Олечка, Данилка, родители…
Отдав ключи, выбежав из офиса, она рванула к остановке. Резкий звук мобильника – свекор. Отключила и – в первый попавшийся автобус.
***
В этом городе Ника жила всего пару месяцев. Пока дошло, что села не в ту маршрутку, с остановки на остановку… – время, время! А еще дождь вперемешку со снегом. Ветер апрельский, но как будто февраль. Весна малокровная выдалась. Подняв ворот пальто, сумкой прикрывая грудь, распирающую от молока (пора кормить Данилку), она битый час плутала по какому-то микрорайону в надежде найти нужное агентство. Промокнув под дождем, наследив в приемной, на вежливо-холодное «слушаю вас» села на стул. И прорвало: слезы, рыданье через спазм горла. Глотая воду, кратко обрисовала главное. Дети – четырехлетняя Ольга и месячный Даниил. Ушла от мужа – пил. Приехали мама с папой помочь с переездом. Билеты взяли на завтра. Нужно получить послеродовые деньги. Помогите, Христа ради!.. Деньги выдали без проволочек.