Джульбарс
– Санька, оставь, ну, оставь его, не дышит же, пожалей кутенка.
– Замолчи, – Егорычу показалось, что приятель даже скрипнул зубами. Упрямится. – Воды дай. Тряпку.
Обессиленная молодая овчарка протяжно выдохнула, дрожь прошила ее мускулистое, отягощённое материнством тело. Влажные молчаливые комочки искали носами набухшие соски – искали жизнь. Боролись за каждый будущий шаг. А этот – сдался. Сдался, пес его. Тряпка шлепнула по стенкам жестяного таза, собака рассеянно повела ухом и бросила взгляд через плечо сгорбившегося над ней хозяина – половина роты пришла поздравить ее с рождением "бойцов". Улыбки на их чумазых лицах выглядели чуждо, не к месту, но она успокоено положила голову на скрученную шинель – тишина, миска с водой, ее щенки – люди позаботятся, люди помогут последышу. Она отдохнет.
– Тяжело ей, дурехе, тяжко… – шепот медсестричек давно уже раздражал его. Командир был зол, на маленький безжизненный комок – больше всего на свете. Бездумно переложил кутят ближе к пышущей жаром материнской груди, подоткнул рукава – чтобы не раскатились по земляному полу эти тугие шерстяные мячики.
– Ой, лапка! Дернулся! – это Леночка, санитарка, первой увидела признаки жизни у "похороненного" кутенка. Александр медленно поднял взгляд от клокочущего темного кобеля, первенца его любимицы.
– Живой, живой, не ори, пшли все вон! – Егорыч с гордостью осмотрел темный, наполненный жизнью и смыслом угол. Его Машка с благодарностью улыбнулся – Егорычу, Леночке, себе, Джульбарсу…
– Джульбарс?! Мухин сын! – гогот десятка разгоряченных парней доносился до "родильного угла", но совершенно не беспокоил многочисленное собачье потомство. Запах молока, теплых маленьких тел, мясных косточек для их матери смешивался с ароматом похлебки и пшеничной водки, свежего хлеба и мокрых сапог, осеннего дождя и смерти – война умела выбирать шлейф.