Наш тихий двор находился во дворе 5-этажного беленого желтой краской дома № 4 по 13 Парковой улице. Построен о был по слухам пленными немецкими солдатами в послевоенные годы. На первом этаже располагались различные службы с выходами на улицу. Подвальное помещение было оборудовано под бомбоубежище (детьми, когда нам удавалось проникнуть в него, мы любили играть там, бегая по помещениям с фонариками). Позже его переоборудовали и в нашем третьем подъезде была то ли лыжная мастерская, то ли прокат лыж.
С торца дома была вмонтирована железная лестница, по которой мы, пацанва, порой, преодолевая страх, залезали на крышу и бегали по ней, гремя железным покрытием, пока не надоедало или кто-нибудь из взрослых не сгоняло нас.
Промежутки между соседними домами были закрыты высокими железными воротами, всегда закрытыми. Для прохода существовали высокие железные двери-калитки о двух кирпичных беленых столбах.
Обычный московский дворик с палисадниками, ограниченными справа и слева палисадниками от угловых домов. Но соседние были какие-то пустые со скудными постройками для детей, наш же двор был зеленый, засаженный кустарниками по периметру и огороженный невысоким железным заборчиком у каждого подъезда.
Всего подъездов было три и палисадников было три. На каждом были круглые цветочные клумбы, а в среднем были еще качели-карусели на четверых детей и небольшой турничок. Палисадник подъезда №3 относился к детскому саду и забор у него был высокий с металлической сеткой.
За палисадниками стояло одноэтажное здание котельной, куда завозился уголь. Однажды, когда мозгов было совсем мало, мы случайно подожгли его (рассказ "Поджег – когда мы были балбесами). За котельной в проезде стояли гаражи, из одного из которых выезжал трофейный бело-коричневый (?) не то "хорьх*, не то "мерседес".
Я жил в первом подъезде на втором этаже, а на первом прямо подо мной располагалась мастерская по ремонту обуви, из открытого окна которой в летние месяцы приятно пахло резиновым клеем.
Семья наша занимала небольшую комнату в 15 кв.м. в 2-х комнатной коммунальной квартире. Входную дверь можно было легко открыть монетой. Как-то это никого не беспокоило, но было очень удобно, когда забывал ключ от двери.
Холодильники были в большом дефиците и, пока отец не купил его, нас выручал специальный шкаф под окном в кухне: подоконник был метровой ширины, под ним глухая камера с дверцами и небольшим отверстием в стене дома с решеточкой на наружной стороне. Зимой этот шкаф свою миссию по охлаждению продуктов успешно выполнял.
Горячей воды не было, но в ванной комнате стояла нагревательная колонка, которую нужно было зажигать спичкой.
И еще в ванной была деревянная скамейка, на которой я проводил полночи, кладя голову на батарею центрального отопления. Так меня наказывал отец за какие-нибудь прегрешения. Не было страшнее слова от него, чем услышать: "Паршивец"!
А бедокурили мы с соседским пацаном часто – он хоть и был моложе меня на год, но почему-то всегда знал, куда можно пойти и когда. Так весной он водил меня в лес за орехами, когда они созревали на высоких густых кустах орешника, а летом всей ватагой пацанвы со двора мы ездили купаться на речку Серебрянку. Там был хороший пляж, а в сторонке строение недостроенного открытого стадиона, куда мы заходить не рисковали.