2050 год, Москва
Третьяковская галерея уже не считается обиталищем элиты, как было сто пятьдесят лет назад, когда вразрез желанию самого хозяина-мецената перешагнуть заветный порог и насладиться собранными сокровищами изящных искусств могли преимущественно личности вовлеченные в этот клуб интересов или же имеющие определенные связи – допустим, по протекции. Если в 2050 году вам исполнилось двести лет, то вы наверняка сможете сейчас припомнить, как в вашей юности крестьянский мужичок, по счастливому везению впервые попавший в один из залов Третьяковки, испытав дрожь в коленях, крестится и пятится назад, ощущая это самое везение не в полной мере – ему неуютно, грандиозные полотна в тяжелых рамах давят на него и ком первобытного страха подступает к горлу. Ну, а если вам все же не так много лет, то поздравляю, честно – вам вряд ли ведом этот страх перед искусством, ведь вам повезло уже в нем родиться и жить, вдыхая его воздух.
Смотреть на витиеватый фасад, не тронутый временем и бережно сохраняющий элементы древнерусского зодчества, в Лаврушинском переулке и видеть всего лишь очередной красивый фон для запечатления своей культурной вылазки в зону рисующихся псевдоинтеллектуалов – это как пресловутая мода на книги, которая так никуда и не делась: ужасно общаться с теми, кто читает, потому что это модно, выписывает пафосные цитаты, потому что иметь пустое место под фотографией в социальной сети не круто. Однако как бы не прогрессировала пустая мода, я верю, что среди нас есть те, кто всецело и полностью отдан искусству – даже не верю, я точно знаю. Неважно, как выглядит этот человек и чем занимается, действительно ли он связал свою жизнь с искусством – главное, что в нем всегда сидела тяга к прекрасному, позволяющая с каждым походом в любой музей испытывать ту самую дрожь в коленях, но не от потопляемого страха возвышающихся со всех сторон незнакомых и древних взглядов и фигур, а от благоговейного чувства ментального прикосновения к шедеврам.
Вспомните, как вы были одержимы каким-нибудь произведением искусства – необычным зданием, скульптурой или картиной , однажды увиденным мельком по телевизору, на странице журнала или в интернете, и оно стало мучить вас своей недоступностью, таинственностью и очарованием; и когда стремительно шли вперед по улице или холлу, огибая препятствия, чтобы первым разгадать его загадку, встретившись с ним вживую, пропитанным эпохой, из которой оно пришло, и уже не смочь выпустить эту встречу из головы. При столкновении лицом к лицу со своим мучителем, время вокруг вас замедлилось и стало вечностью, как сам покой, нежность и тайна. Если бы вам задали вопрос, почему вы одержимы этим произведением, наверное, вы бы не ответили. Или ответ был бы таким – у вас просто не было выбора, словно это предназначение или наказание, но разве интересны кому-то причины войны, когда пуля уже в сердце?