Я наблюдал в окно за движением на Невском проспекте. Озабоченные купцы и приказчики спешили по своим делам. Мещане подгоняли подводы, груженные скарбом. Их лица, движения выдавали напряжение. Вероятно, напуганные Наполеоном, они покидали Санкт-Петербург в расчете укрыться в отдаленных местах.
Но часть публики выглядела праздной. Барышни совершали дневной моцион. За юными созданиями волочились кавалеры. Кажется, меня в Лондоне боевые сводки волновали больше, чем их. Они полагали, что война где-то далеко и никогда не коснется их.
Люди такие разные могли позабавить досужего наблюдателя. Беглецы избегали смотреть прямо в лица праздным гулякам, но в косых взглядах читалось осуждение легкомыслия. А блистательные франты и барышни отвечали презрительными усмешками и, хотя вынуждаемы были уступать дорогу подводам со скарбом, делали это с чувством превосходства и снисхождения к паникерам.
А порой проходили юноши с золотыми эполетами, в шляпах с султанами. Щегольское обмундирование привлекало внимание толпы. Все знали, что со дня на день они отправятся на фронт. А пока золотые эполеты вызывали любовь и уважение, которого так хотели снискать юные ополченцы, снискать заблаговременно, еще до подвигов, потому что позднее многим будет не суждено насладиться славой.
– Сударь, какой платок-с вы изволите-с выбрать? – отвлек меня камердинер.
– А знаешь, Жан, чего я боюсь? – спросил я, пропустив вопрос о платке.
– Чего?
И в этом его «чего?», а точнее в голосе, звучала филиппика «а разве вы вообще чего-либо боитесь?»
– А боюсь я, Жан, того, что царь батюшка выслушает мое сообщение и мне же поручит разбираться с этим делом, – промолвил я, сам размышляя, как бы и впрямь не получить от его величества этого задания.
– А что это, сударь, за дело-с? – поинтересовался мосье Каню.
– А что за тело, не твое дело, – отшутился я.
– Как же-с, сударь, я дам вам совет, когда вы толком-с не говорите ничего, – посетовал Жан.
– Don’t be curious don’t make me furious!1 – ответил я.
– Ну-с, как знаете-с? – буркнул французишка и поставил короб с платками на диван.
– Жан, ты ничего не напутал? Сколько мне еще ждать этого надворного советника?! – возмутился я.
– Барин, сударь вы мой, – французишка от обиды вытянул губы трубочкой и повел ими так, словно хотел щипнуть себя за правый ус. – Ничего я не напутал-с! Надворный советник-с Косынкин сказал, что заедет-с за вами…
– Ну и где его носит, этого Косынкина?!
Французишка не ответил, только бровями повел.
Я еще некоторое время наблюдал в окно за санкт-петербургскими франтами, а затем повернулся к зеркалу.
– Жан, ты уверен, что я не похож на иностранца? Я просил тебя внимательнее приглядеться, как нынче одеваются в России.
– Что я вам-с, модистка что ли? – огрызнулся французишка.
Я не успел ответить, как зазвонил колокольчик, и камердинер пошел встречать гостя.
– Ваше превосходительство, – переступив порог кабинета, выпалил надворный советник Косынкин. – Дали необходимые распоряжения. В Кронштадт отправится команда.