⇚ На страницу книги

Читать Нет повести печальнее

Шрифт
Интервал

Хрустальный девичий голос несся с балкона пятого этажа легко и свободно. В нем не слышалось фальши и ложного смущения. Каждая нота находилась на своем месте. Мамаши, гулявшие внизу с детьми, подняли головы и остановились. Игравшие в песочнице ребятишки на минуту смолкли и подняли любопытные личики. Несколько прохожих, сокращавших расстояние дворами и до этого спешивших, замедлили шаги. Голос пел о любви и надежде на счастье. Музыкального аккомпанемента не было, да его и не требовалось на вкус невзыскательной и невольной публики. Голос сам по себе был удивительно музыкален. Кое-кто из взрослых поднял голову, надеясь увидеть певицу, но увидели лишь тонкие гибкие руки, развешивающие постиранное белье.

Сидевшие у подъезда на скамеечке трое старушек, до этого активно что-то обсуждавшие, замолчали, прислушиваясь. Одна, с полностью поседевшей головой, сказала вздохнув:

– Юлька Алексеева поет… Дал же Бог голос!

Вторая, полная с короткой стрижкой и розовой помадой на губах, подхватила:

– Ей бы в певицы податься, в консерваторию какую. Все же одиннадцатый класс позади! Умница, отличница. Голос такой – заслушаешься, только без волосатой лапы нынче никуда…

Третья, худенькая, маленькая, про таких в народе говорят – Божий одуванчик, наклонилась к приятельницам:

– Я слышала, она нынче поступать собралась в Гнесинское. Не может быть, чтоб с таким голосом и не прошла! Девчонка-то уж больно хороша. Словно и не в нашем безумном мире родилась, а в прошлом веке. Никакой ругани, никаких гулянок. Занимается целыми днями, да и еще и по дому все успевает. Помощница родителям…

Полная бабуля, сидевшая посредине, вздохнула:

– Усердием Бог не обделил, не то, что моего внука. Бездельник! Валяется на диване в наушниках и музыка-то какая дрянная пошла! Бум-бум-бум… За хлебом сходить не допросишься, а у меня ноги болят. Одни гулянки на уме! И родителям постоянно некогда за ним смотреть. Работа, подработки, внеурочные, а я расхлебывай! Понимаю, что выхода нет и жизнь дорогая, только ведь и я не железная. За год, не поверите, шесть раз директор в школу вызывал…

Старушки принялись жаловаться друг другу на внуков, племянников, детей. Голос продолжал литься с пятого этажа, хотя уже более глухо. Девушка закончила развешивать белье и закрыла балконную дверь, но широкие форточки остались открытыми. Послышались звуки пианино. Теперь Юлька аккомпанировала себе.


Это была обычная трехкомнатная квартира, в обыкновенном девятиэтажном кирпичном доме, со стандартным набором мебели. Лишь в комнате Юли дополнительно стояло старенькое пианино. Сверху на нем сидели меховые игрушки, лежала аккуратная стопка нот. На уголке пристроился горшок с густой традесканцией и пестрые листочки свисали почти до клавиатуры. В углу стоял стол, заставленный слева аккуратными стопками книг. Посредине стоял монитор компьютера. У самой стены притулился блок питания. Перед столом застыл высокий стул-кресло на колесиках.

Над столом, ступеньками, висели три полки, забитые книгами «под завязку». На верхней стояла большая черно-белая фотография красивого смуглого мужчины в форме майора-десантника и лихо заломленном берете. Он был заснят на фоне самолета. На средней – фото смеющейся женщины со светлыми волосами и молодого парня в форме курсанта десантного училища. Об этом говорили петлички с парашютиками и буква «К» на погонах. На нижней – красивый снимок молоденькой девушки с задумчивым взглядом и микрофоном в руке.